— Ты… изменилась, — сказал Мейсон.

— Марни потрудилась, — махнула она рукой. — Сегодня утром она устроила тут салон красоты на дому. Сказала, что поскольку у меня появился шанс во время пребывания в Нью-Йорке посетить святую троицу, то я должна выглядеть на все сто.

— А?

— Магазин одежды на Пятой авеню, Нейман-Маркус и Бергдорфс. — Рози склонила голову и потерлась щекой о плечо. — У твоей сестры губа не дура.

— Да, а еще у нее отличный вкус. Ты прелестна. Волосы мне нравятся.

— Мне тоже. Думаю, результат оправдывает пройденные испытания. Она натянула мне на голову пластиковый колпак, а потом стала тащить пряди наружу через дырки приспособлением, по виду точь-в-точь как вязальный крючок.

Мейсон не слишком хорошо понял, о чем она толкует, хотя по описанию было похоже на средневековые пытки.

— Что это ты держишь? — спросила Роз.

— О, это пришло для тебя. — И он протянул ей пакет. — Нашел на пороге, вернувшись с пробежки. Сейчас собирался пойти отдать.

На ее губах заиграла улыбка. Губы по цвету напоминали спелую землянику и были такими же заманчивыми.

Радостно крутя в руках посылку, она пояснила:

— Я надеялась, что они успеют прислать ее сегодня.

Значит, решил Мейсон, она собирается взять содержимое с собой в Нью-Йорк. Душа его просто пела от восторга.

Он указал на посылку:

— Ты собираешься ее вскрыть?

— Прямо сейчас? Нет. Пусть это станет сюрпризом.

Пакет с соком замер у самых его губ.

— А что там?

— Так… одна мелочь.

— Кружевная мелочь?

— Возможно.

Роз послала ему улыбку, полную обещания. Ему прошлось прикусить язык зубами, чтобы тот не вывалился наружу. Именно сейчас ему стало ясно, почему Адам согласился откусить кусочек яблока, а вокруг Елены Прекрасной разгорелась война.

— Мейсон?

Роз шагнула вперед, задержав свое лицо в нескольких дюймах от его лица. Он жадно вдыхал ее нежный запах.

— Что?

— Завтра ночью нам в первую очередь надо узнать, почему Нью-Йорк называют городом, где никто не спит.

Несмотря на бесстыдные слова, сказанные днем раньше на кухне у Мейсона, бравада покинула Роз, как только самолет приземлился в нью-йоркском аэропорту. Чем ближе шофер такси, который, судя по манере вождения, задумал покончить счеты с жизнью, подвозил их к гостинице в центре Манхеттена, тем сильнее нервничала Роз.

Что, если после акта любви Мейсон поймет, что больше между ними не существует ничего общего? Если наконец осознает, что нет в ней ничего особенного?

О, он, конечно, сумеет преподнести новости максимально тактично. Жестокость ему не присуща. Но некоторые раны разъедают плоть и кровь, вне зависимости от того, насколько деликатно нанесен удар.

— Ты что-то притихла. — Мейсон нашел ее руку, слегка пожал.

— Детройт по сравнению с Нью-Йорком кажется совсем небольшим городом.

— А Гавань шансов так и вовсе представляется крохотным местечком, — добавил он.

— Ты никогда не скучал по жизни в крупном городе?

— Временами. Но Гавань шансов навсегда останется для меня домом. А ты?

У Роз никогда не было дома. Настоящего дома, о котором Мейсон говорит с таким воодушевлением. Но она пожала плечами и ответила:

— Подчас бывает. В городе есть чем заняться, особенно по вечерам.

— «Уолдорф-Астория», — объявил водитель, сворачивая на стоянку рядом с громадным парадным подъездом гостиницы.