Она верит Дамело, прекрасно понимая, кто он и что сделает с нею, когда поход их закончится. Вера Минотавры не имеет ничего общего с разумом. Но все же верить, как и любить, можно только так — вопреки рассудку. Иначе это не вера. И не любовь.

Ариадна со смехом перепрыгивает через голову сестры, кувыркаясь в воздухе мелким бесом паркура, цепляется на лету за скользкий поручень, проворачивается вокруг него, делает стойку на руках, потом ножницы, несколько раз сводя и разводя ноги — издевается.

— Вот это ножка, видишь, индеец? Это, а не голяшка с огузком!

Индеец, согласный в глубине души на все сто, тем не менее равнодушно отворачивается от стройного силуэта в черном трико, сосредоточив внимание на монстре. По ржавой лестнице в лифтовой шахте Минотавра передвигается еле-еле, будто на каблуках — с той лишь разницей, что эти каблуки нельзя снять. И избавить чудовище от сковывающего страха, тормозящего спуск в Тартар, тоже нельзя. Приходится терпеть и уговаривать.

Любой ценой он должен привести Минотавру в царство мертвых — не победительное востроносое зло с глазами хищной птицы, а эту слабость воплощенную, заключенную в огромное мощное тело, сейчас напуганное и бесполезное. Дамело не знает, зачем они ему — обе. Будь его воля, он бы спустился в открывшийся зев шахты, посетил Тартар, прошел землю насквозь и вышел с той стороны.

Без баб. Которые, если быть честным с собой, и есть его личный Тартар.

Дамело понимал: он не провалился под землю только потому, что всегда, с ранней юности, за секунду до удара о землю его подхватывали мягкие женские руки и через секунду он снова летел в небеса — им играли, словно мячом. С его везением последний Инка и в царстве мертвых наткнется на благосклонную к нему Персефону, а не на мрачного Аида с Маркизой на поводке. Тьфу, с Цербером, конечно же, с Цербером.

— Зови уж свою подружку Лицехватом, — ерничает Ариадна, — тебе так привычней.

— Не в привычке дело, — отрывисто бросает индеец. — Дело в том, что она о себе вспомнит.

— О себе или о тебе? — лукаво спрашивает мать голубей.

Дамело едва сдерживается, чтобы не сказать: о нас. Хотя нет никаких «нас». И не будет, сколько бы он ни спал с Маркизой и ни отказывал в этом Сталкеру. Зря девчонки пытаются перебить его друг у друга, вырвать из рук: мяч имеет силу и значение лишь в полете. Схвати его, прижми к себе — и какой в нем прок? Значит, его роль именно в том, чтобы ходить по рукам и никому не принадлежать. Иначе откалиброванные мировые часы дадут сбой. В конце концов нетипичная верность Сапа Инки приведет к схлопыванию вселенной.

Это может показаться несколько безумным, но Дамело же не утверждает, будто является самым нормальным парнем в округе? Не только вера и любовь не имеют ничего общего с разумом. Страхи тоже.

Впрочем, впереди еще много ступенек. Индеец успеет подумать обо всем, что оставил наверху, хорошенько подумать.

Глава 13

Кнут и ошейник

До них наконец докатывается рев и бит, волны зеленого света и тот особый, клубный запах, которым окатывает всякого зашедшего через вход для своих. Тартар, похоже, то еще развлекательное заведение, зря о нем плохо думают наверху — нет здесь ни унылых ландшафтов под вечной мглой, ни беспамятных душ, бродящих печальными призраками. Разве что буйными духами — на эту мысль наводит неразличимая в зеленых сполохах толпа, гуляющая волнами от горизонта до горизонта, словно море. Луч света кружит по ней, точно путеводный маяк. Дамело почему-то знает: им надо туда, к «маяку». Тот, кого он видел во сне у подножия гор, ждет их там.

Вернее, тот, кого он видел в прошлом своем сне.