Изменить размер шрифта - +
Его движения замедлились, наконец он остановился, обалдело огляделся…

    – А… Это… Обух, я это… А почему Тощий?.. Ой, чего это я?..

    – Ничего, Конь, ничего, – донеслось из-за кресла, – ты не виноват.

    Только тут я заметил, что Конь, совершая свои подвиги, успел еще и обмочиться.

    Глава 9

    Конь смущенно топтался посреди комнаты, не зная, что ему делать. Смятение и растерянность на его лице в другой ситуации вызвали бы улыбку, так же, как и его мокрые штаны, но сейчас нам всем было не до смеха. Обух повторил:

    – Ничего, Конь, ты не виноват, – я даже уловил в его голосе почти человеческие нотки, – ты скажи, ты это… Слышь, Конь, ты хоть что-то помнишь?

    – Не, Обух… Помню, подошли к дверям… Ну, к хате Неспящего… Брюхо что-то еще сказал… А, сказал – ты, грит, молчи, я, грит, все буду за двоих говорить… Постучал потом… А больше ничего не было… И вот Тощий собакой стал – чего это?

    – Собакой? – переспросил Обух.

    – Это колдовство, Конь, – подал я голос, – Неспящий тебя заколдовал.

    – Ты иди, Конь, переоденься, – все тем же заботливым тоном произнес атаман, – иди, отдохни. И вы, двое, тоже идите. Хотя нет, ты, Пуд, позови мне Крысюка и Кувшина, а ты останься у дверей. Да не здесь, дурак, а с той стороны… У дверей…

    Когда все вышли и в зале остались только я и Обух, атаман наконец обратился ко мне:

    – Что это за бодяга про то, что Тощий стал собакой?

    – Да бредит он, ты ж видишь, что с ним Неспящий сделал.

    – А чем ты его расколдовал? Я углядел, ты в граблях что-то держал. Чего там у тебя?

    Признаваться, что я взял что-то из дома Тощего, мне было нельзя, это ясно. Поэтому я уклончиво ответил:

    – Это уже по моей части, Обух. Нет, если ты хочешь, я, конечно, расскажу. Рассказывать?

    – Не надо, – правильно, атаман, тебе этого не надо, – мне твоя чернокнижная тарабарщина без надобности. Ты мне простыми словами можешь сказать, что Неспящий затевает?

    Ничего себе вопрос… Он же мне сам говорил, что с Неспящим договорится… Но напоминать Обуху о нашем ночном разговоре я посчитал неудобным – атаман сейчас и так на взводе, зачем его злить?

    – Я так думаю, что даже сам Гангмар не знает, что у старого пьяницы сейчас творится в голове. Но то, что он опасен, ты сам видишь.

    – Вижу, – согласился Обух, – что, Хромой, небось хочешь мне напомнить наш разговор? Хо-очешь… Так вот – ничего не изменилось. А Неспящего я прижму. Точно говорю – прижму. Так что у тебя за штучка в руках-то была? А ну, покажи.

    Надо же, не забыл. Делать нечего, я продемонстрировал Обуху камушки, вся магия в них, по-моему, исчезла – Конь оказался очень восприимчивым, вероятно поэтому и остался жив. Неспящий решил использовать его в качестве посланника. Кстати, мне только сейчас пришло в голову – колдун вполне мог прикончить обоих присланных к нему громил, но все-таки оставил Коня в живых… Посчитал, что для него не важно, сколько у него противников – одним больше, одним меньше? Или подумал, что важнее припугнуть Обуха?

    Пока я размышлял над этим, атаман разглядывал мои трофеи. Я набрался наглости и спросил:

    – Хочешь купить, ваша светлость?

    – А пошел бы ты к Гангмару со своей колдовской рухлядью… Что я тебе – Мясник, амулеты на себя навешивать? Не по закону это…

    Вспомнив Мясника, он невольно нахмурился.

Быстрый переход