Тогда я понял, что все еще жив. Я распахнул глаза и зажмурился. Солнце стояло уже высоко, его яркий диск висел за мельтешащими листьями.

— О-о-о… — я со стоном снова попробовал пошевелить рукой.

Мышцы не слушались, ощущение такое, будто я отлежал всего себя. Сначала пришло ощущение покалывания, а потом все мышцы взорвались дикой болью. Я и забыл, как болезненно оживают онемевшие части тела.

Шипя от мучений, я стал дергаться, пытаясь перевернуться на бок. В какой-то момент мне это удалось, и я, повернувшись, уперся лицом в морду огромного белого волка.

Я вскрикнул, уткнувшись щекой в черный нос, но хищник никак не среагировал. Животное, закрыв глаза, лежало без единого признака жизни, из его ноздрей я не чувствовал жара дыхания.

Заворочавшись, я перевернулся на живот и, упираясь лбом в землю, подтянул колени. Руки совсем не желали слушаться, беспомощно барахтаясь. Видимо, это было действие какого-то паралитического яда. Тварь из озера просто плевалась в своих жертв, а потом утаскивала на дно. Идеальный охотник.

Рывком я встал на колени и зашатался, едва не свалившись на спину. Волк лежал на животе, будто просто прилег отдохнуть. Я не мог понять, спит он или нет — мое сознание все еще кружилось, как от опьянения. Белая шерсть волка была грязной, будто он по брюхо влетел в трясину.

Я сидел так минут десять, не отрывая взгляда от хищника, пока, наконец, мои конечности не стали слушаться. Со мной не было никакого оружия, и я поискал взглядом что-нибудь подходящее.

Рядом с коленом лежала сухая палочка. Такой только землю в цветочном горшке рыхлить, но за неимением лучшего пришлось взять ее. Негнущимися пальцами я сграбастал первобытное оружие, и, пошатываясь, кое-как поднялся на ноги. Опасливо косясь на хищника, я обошел его по кругу, заодно привыкая к непослушным ногам.

Когда я увидел, что заднюю часть волка украшали две зеленых кляксы, которые уже почти впитались в шерсть, мне стала ясна вся картина.

Хищник забежал в озеро, схватил меня, и дал деру. Вот только получил в благодарность от озерной твари два выстрела в задницу. Дальше животное тащило меня, пока не свалилось. Видимо, концентрация яда была губительной, и сердце не выдержало.

Я подошел к волку и потрепал его за ухом. Его огромную голову я бы не смог, наверное, даже обхватить.

— Спа… си… бо, — сказал я, заставляя язык шевелиться.

Я нащупал шнурок на шее и, вытянув талисман Рычка, сжал его. Связаны ли между собой этот лесной житель и стая Белых Волков, я не знал, но другого объяснения произошедшему у меня не было.

Заметив кровь на ладони и мотке волос, я задрал рубаху. На груди у меня были синяки и проколы. Я быстро сообразил, что это следы зубов хищника. Он нес меня так аккуратно, как только мог.

Вздохнув, я опять потрепал волка, а потом, подумав, вырвал у него немного шерсти. Я не знал, как отплатить этой зверюге за эту жертву, и мог только пообещать не забывать его. Разобрав талисман, я примотал к светлым прядям Рычка белые шерстинки.

Я долго мучился, пытаясь заставить пальцы слушаться, но мелкая моторика быстро разгоняла кровь и мышление. Глядя на чуть потолстевший талисман, я подумал, что не совсем понимаю физику этого мира. Почему тела умерших в Инфериоре растворяются, но пряди остались?

Вопрос был не таким уж и важным, обычное любопытство. Я сунул талисман за ворот рубахи, потом положил руку на волка и сказал:

— Спасибо. Я буду тебя помнить.

Язык слушался уже гораздо лучше.

Постояв несколько секунд, я покрутил головой, пытаясь определить, где нахожусь. С одной стороны между деревьями я заметил просвет и решил пройти туда, чтобы посмотреть.