Он волен, если ему так угодно, перекладывать всю вину на своих адвокатов – меня это не касается, они способны сами защитить себя. Но меня поражает тот факт, что человек, которому лучше всех на свете известно, насколько противна всей моей сущности любая ложь, обвиняет меня в таком гнусном, в таком позорном и низком поступке – в клятвопреступлении.

Единственно, что мне остается перед лицом Господа и страны, – заявить, что все мои свидетельские показания были достоверны и что моя близость с полковником Уордлом ограничивалась моим участием в качестве свидетельницы в процессе над герцогом Йоркским и его обещаниями.

Я с нетерпением жду, когда, наконец, тщетные попытки полковника Уордла доказать обратное ударят по нему самому и другим лицам.

Я верю, что до повторного рассмотрения дела общественность воздержится от кдких-либо выводов по поводу чудовищных обвинений, выдвинутых против меня полковником Уордлом.

И хотя мне не свойственно в той же степени, как полковнику Уордлу, заверять всех в своем глубоком уважении и благодарности за общественную поддержку, я все же надеюсь, что мне не будет отказано в возможности сделать одно признание: ваше осуждение и неодобрение принесло бы мне страшные душевные страдания.

Имею честь быть вашей покорной слугой.

М.Э.Кларк».

Вызывало сомнение, волнует ли общественность эта переписка. Однако она стала предметом светской болтовни за обеденными столами. Хозяйки – во время рыбной перемены – с головой погружались в дискуссию. Еще лучше эта тема шла под бренди. «Интересно, кто же теперь ее содержит?» – так начиналась увлекательная беседа. Неудивительно, что все окна на Вестбурн Плейс закрыты ставнями: парламент распущен на летние каникулы, все члены парламента разъехались кто куда. Она тоже уехала из города? Я не знаю, говорят, она в Брайтоне. А это действительно так? Табби Клифтон заявил, что видел ее в Саутгэмптоне. На берегу или в море? В «Соленте», она имеет склонность к ловле креветок… Спорим, ее видели на фрегате! Фу! Флот стоит в Гибралтаре – ну разве что на полубаркасе в Портсмуте…

А на самом деле госпожа Кларк жила с детьми в Каусе. На острове был очень здоровый воздух, а Спитхэд на побережье, яхты в Медине, экскурсии в Вентнор и пикники в Вуттене сделали бы ее жизнь приятной и интересной, если бы не письма.

Джеймс Фитцджеральд продолжал писать ей из Ирландии.

Он надеялся увидеться с ней в августе. Правда ли, что она сохранила кое-какие его письма, или она может поклясться, что все вернула его сыну? Что касается Вилли, отец очень за него беспокоится: мальчик попал в переделку – известно ли ей что-либо об этом?

Известно. Последний перед отъездом вечер она провела с Вилли в кабинете: он плакал и молил ее о помощи. Одна молодая дама попала в беду – ее состояние вызывает подозрения. Ее уже тошнит от принятых таблеток, которые так ничего и не сделали. А муж молодой дамы на днях возвращается из-за границы. Не может ли госпожа Кларк порекомендовать доктора? Сколько он возьмет за свои услуги?

Она немедленно вызвала чету Меткалфов и взяла с них клятву молчать. Молодой даме предложили убежище. Вилли пришлось отказаться от мысли поселиться с ней, так как состояние молодой дамы требовало от нее воздержания. И все это сопровождалось сборами в Каус.

– Чего только я не делаю ради моих друзей! – сказала Мери Энн, когда молодую даму, закутанную в одеяла, усаживали в дилижанс. Ее сопровождала госпожа Меткалф. А через минуту девочки и Марта уже сидели в экипаже и, прилипнув к окну, радостно махали на прощание.

«Вы правильно подметили: Вилли попал в переделку, – писала она из Кауса Джеймсу Фитцджеральду. – Забудьте вы о письмах, которые писали мне в 1805 году, и обратите все свое внимание на Вилли, он заслуживает этого…» Если бы она преследовала цель выдать секреты беспомощных Фитцджеральдов, она могла бы составить из их писем целую книгу – но никто не захотел бы печатать их.