На глаза доверчивого узника навернулись слезы признательности.

— Прошу тебя, дай взглянуть на нее хоть краешком глаза! Она для меня дороже всего на свете!

Габул снял связку ключей с вбитого в стену крюка:

— Тысяча чертей! Не такой уж я злодей. А к старости, похоже, стану совсем слюнтяем. Иди за мной.

Колокольный мастер и его мучитель вошли в пиршественный зал. Звеня цепями, Джозеф обеспокоенно огляделся вокруг:

— Где же моя дочь?

Габул коснулся колокола острием меча:

— Не так быстро, приятель. Не желаешь построить башню, скажи хотя бы, что значат все эти фигурки и слова, вырезанные на моем колоколе.

Джозеф, волоча за собой цепь, обошел вокруг колокола. Тревожные мысли о дочери роем теснились у него в голове. Наконец он заговорил, медленно и неохотно:

Габул бросил на Джозефа злобный взгляд:

— Вздор! Я велю соскоблить эту ерунду, всего и делов!

А эти рисунки, что они значат, отвечай, колокольный мастер!

Джозеф пожал плечами:

— Тайна их открыта лишь Владыке барсуку, повелителю крепости Саламандастрон. Это он дал мне пергамент с изображениями. Барсукам, правящим огненной горой, известно много из того, что для всех других навсегда останется тайной. Но где моя дочь, ты обещал отвести меня к ней.

Габул подвел Литейщика к распахнутому окну:

— Море велико, приятель, очень велико. Жаль, я не могу тебе показать то место, где лежит твое чадо. Отправляйся-ка сам на поиски.

И в то же мгновение Габул изо всей силы толкнул узника.

На закате дня юная мышка брела по пустынному берегу, отбрасывая на песок длинную тень. Голод, жажда, укусы бесчисленных мошек разбудили ее и вынудили покинуть укрытие. На плече мышка по-прежнему несла толстую узловатую веревку. Длинная цепочка следов тянулась за ней на гладком песке — в этом пустынном месте, где обитали только хищные птицы, она была наедине с небом и морем. Мышка попыталась утолить голод водорослями, выброшенными на берег приливом, но они так пропитались солью, что обожгли рот, и она с отвращением выплюнула их. Мышку шатало от слабости. Она остановилась и огляделась вокруг, приставив лапу к глазам.

Должна же где-нибудь быть пресная вода. Мышка направилась прочь от моря, на юг, где виднелись песчаные дюны.

Идти по горячему песку было трудно, мышка то и дело падала, но упрямо поднималась и вновь брела вперед. Скатившись кубарем с песчаного холма, она протирала запорошенные песком глаза и вновь принималась карабкаться по склону. Одолев дюну, она наконец увидела живое существо. На сей раз это была не чайка, а маленькая ящерица — прикрыв глаза, она нежилась на солнце. Заметив мышку, ящерица юркнула в сторону, настороженно поглядывая на незнакомку из-под опущенных век.

Мышка хотела заговорить с ней, но из пересохшего рта вырвался лишь невнятный хрип. Качнув головой, ящерица неприветливо сказала:

— Ты не лягуха. Зачем квакаешь? Что надо?

Мышка с трудом выдохнула одно-единственное слово:

— Воды.

— Вода далеко. Ты не ящерица, тебе конец. До воды не дойти. Скоро тебя съедят. — И ящерица глазами указала наверх.

Подняв голову, мышка увидела, что чайки кружат над ней, спускаясь все ниже и ниже: жадные до падали, птицы чувствовали, что живое существо, заброшенное в их владения, с каждой минутой слабеет и скоро не сможет постоять за себя. Мышка сжала свою узловатую веревку, рассекла ею воздух и грозно выкрикнула:

— Видно, вам понравилось угощение. Сейчас добавим.

Когда она опустила голову, ящерица уже исчезла.

Мышка не раздумывая начала спускаться на другую сторону дюны, то и дело спотыкаясь и падая. Скатившись к подножию, она оказалась в тени.