|
Валерий чувствовал, что еще немного, и спутники обвинят его в том, что они заблудились, хотя вел машину не он и поездку эту затеял тоже не он. Правда, насчет последнего… М-да… И дернул же его черт брякнуть Майкову про старика Макарыча! Макарыч – это же просто легенда, слух, который витает в воздухе с незапамятных времен. Никто ведь толком не знает, жив ли он до сих пор, Макарыч-то, а если жив, то продолжает ли заниматься своим ремеслом. Кого ни спроси, все про него слышали, и все хором твердят одно: о да, Макарыч – это ас! Да какой там ас – чародей! В старину про таких говаривали, что у него, дескать, зеленая рука. Мол, к чему ни прикоснется, все цветет, зеленеет, а плодоносит так, что урожай на самосвале не упрешь. Словом, таких садоводов, как Макарыч, нынче днем с огнем не сыщешь – и не только в России, но и, пожалуй, во всем мире.
Это если верить слухам. Сам-то Валера Лукьянов легендарного Макарыча, ясное дело, сроду в глаза не видел и никогда, по большому счету, в его существование до конца не верил. То есть, может, и был когда-то такой садовод, на всю страну знаменитый, да только с тех пор уж больно много воды утекло. И страны той больше нет, и известность тогдашняя в наше время ни хрена, извините, не стоит. Спился он, наверное, давно. Спился и помер, а Валера Лукьянов должен его, старого хрыча, по лесу искать, как та девчонка из сказки про двенадцать месяцев под Новый год подснежники искала. Милое дело, как сказал бы Простатит. Блин, ну и кличка! И как он с такой живет? Неужели не обидно? Сидевший за рулем Рыба услышал шелест карты и слегка повернул голову в сторону заднего сиденья. Лукьянов увидел его круглую румяную щеку и большое, красное, похожее на раздавленный пельмень ухо. – Ну, профессор, – спросил он с насмешкой, – чего там пишут-то в твоем талмуде? Приедем мы сегодня куда-нибудь или так и будем попусту бензин жечь? Бензин девяносто пятый, стоит недешево, и жрет его наша машинка за милую душу. Смотри, наука, как бы тебе не пришлось папе Маю за бензинчик башлять. Он бабки зря тратить не любит. Скоро там твоя деревня? «Начинается», – понял Лукьянов и, чтобы не показать, что оробел, с вызовом ответил, остро блеснув стеклами очков: – А я откуда знаю? Я, что ли, за рулем? Рыба поперхнулся и ударил ногой по педали тормоза. Не ожидавший этого Простатит с глухим деревянным стуком боднул головой ветровое стекло. Хобот коротко заржал, но, когда Простатит тяжело повернулся к нему и смерил его холодным, не сулящим ничего хорошего взглядом, сразу же заткнулся. – Ты чего, четырехглазый? – с угрозой протянул Рыба, разворачиваясь назад всем телом и просовывая в промежуток между спинками сидений свирепую круглую физиономию, в которой не было ровным счетом ничего рыбьего. – Ты чего гонишь, урод? Мое дело – баранку крутить, а твое – дорогу показывать, понял, Сусанин? Ты куда нас завез, козья морда? – Хорош быковать. Рыба, – к большому облегчению Лукьянова сказал сидевший рядом с ним Хобот и лениво отпихнул водителя ладонью. – Помнешь этого фраера – папа Май тебе бубну выбьет. Чего ты, в натуре, прыгаешь? Профессор не виноват, что ты указатели читать не умеешь. Крутишь баранку – крути помаленьку и не ной. Какого хрена стал? Поехали, в натуре, а то до завтра не доедем! Заколебало уже по кочкам прыгать! – Типа, я от этого кайф ловлю, – неохотно убирая голову из просвета между спинками сидений, проворчал Рыба. – Ты, Хобот, базар-то фильтруй! Какие тут, на хрен, указатели? Тайга! Мне, между прочим, еще тачку от этого дерьма отмывать. – Зато, когда мы на деле, ты за баранкой сидишь и кокс нюхаешь, – сказал Хобот. – Чем плохо? При таком раскладе не в падлу раз в год тачку сполоснуть. |
