Конечно же, Нефёдов не считал недавних союзников по антигитлеровской коалиции исчадиями ада, надменными колонизаторами и суперменами, желающими поработить весь мир. В последние месяцы войны Борису несколько раз приходилось довольно тесно общаться с западными союзниками. И он не заметил в их поведении ничего развязного и тем более нагло-самодовольного. Обычные люди, правда, намного более свободные, чем наши, лучше одетые и сытые.

Об этом не принято было теперь говорить, но любой фронтовик, испытавший на себе нехватку самых необходимых вещей в первые годы войны, знающий, что такое ходить в атаку, имея одну винтовку на двоих, пухнувший с голоду в окопах под Москвой и в Сталинграде, помнил, как вдруг потоком полилась в армию щедрая помощь из-за океана: яичный порошок, знаменитая тушёнка в огромных банках. Многие, её пробовавшие, утверждали, что не ели ничего вкуснее. В частях вдруг появились джипы «виллисы», которым нипочём было любое бездорожье. И кто знает, не пересядь Красная армия на колёса тысяч грузовых «студебеккеров» и «фордов», быть может, пришлось бы нашей пехоте пешедралом да на конной то тяге не два года наступать до Берлина, а все десять!

Борис до сих пор летал в американской лётной куртке и великолепных тонированных очках, позволяющих без напряжения смотреть на солнце. А американские «Аэрокобры» с их неслыханно комфортной просторной кабиной, попасть в которую можно было через открывающуюся на автомобильный манер дверцу! Любой профессионал знал, что штатовские истребители своими мощнейшими моторами и грозным вооружением задали советским авиаконструкторам новые стандарты качества.

В общем, Борис мог бы сказать немало добрых слов об Америке, но не смел. В конце концов, он офицер, а его страна в данный момент находится в состоянии войны, пусть и неофициально, с бывшим союзником.

— А я люблю Соединенные Штаты Америки! — Девушка, которую Борис теперь весьма осторожно поворачивал в танце, не зная, чего ещё от неё ожидать, с вызовом подняла кукольное личико на кавалера. — Ненавижу Советский Союз и обожаю Америку и всё американское: «кока-колу», голливудские фильмы, джаз, свободу слова!

Потрясенный таким бесстрашием, Нефёдов не мог и слова вымолвить. Тогда барышня презрительно его покинула: и как только этого узколобого примитива занесло в их продвинутый круг?!

Оставшись один, Борис отошёл в сторону перевести дух. Давно ему не приходилось бывать в таком переплёте. И кто бы мог подумать, что хрупкое существо с невинными васильковыми глазищами может оказаться пострашнее «фоккера», внезапно вынырнувшего из облаков и заходящего тебе в хвост!

Оглядевшись, Нефёдов вдруг заметил скромно одетую по местным меркам блондинку. Она сидела в стороне от всех. Почти не пила, держалась скромной мышкой на краю стола и с широко распахнутыми глазами провинциалки слушала заумные разговоры соседей. Почему-то никто из парней ею не заинтересовался, и это было очень удивительно, так как она была очень привлекательна. Правда, её простое платье в горошек из дешёвого ситца нелепо смотрелось на фоне заграничных нарядов присутствующих модниц. Вообще было заметно, что девушка чувствовала себя здесь не в своей тарелке.

Борис подсел к незнакомке. Разговорились. Чувствующая себя неловко из-за того, что никто здесь не обращает на нее внимания, девушка была рада обществу бравого летчика. Тем более что он не выглядел высокомерным сыном высокопоставленного папы. Звали её просто и мило — Зиной.