В кабинет вошел оперативник в штатском.

— Александр Иваныч, художник пришел в себя. Парень на грани.

— Что это значит?

— Наркоман, требует укол. Что делать?

— Где он?

— В кабинете начальника. С ним двое ребят. С трудом удерживают. Буянит.

Трифонов встал из-за стола.

— Попробуем найти компромисс. Вызовите врача к нему.

— Врач на месте, но без вас колоть его не будет. У него в чемоданчике только одна ампула морфия. Лекарство подотчетное.

— Разберемся.

Илья Сироткин сидел на стуле. Руки были сцеплены наручниками за спиной, он мотал головой и выл. Лицо заливал мелкий пот, глаза вылезли из орбит, и он поливал присутствующих отборной бранью.

— Что скажете, доктор? — спросил Трифонов у врача.

— В таком состоянии он говорить не сможет.

Трифонов подошел к художнику и схватил его за волосы.

— Ты готов говорить, парень?

— Укол!

— В обмен на чистосердечное признание.

— Мне скрывать нечего. Укол!

Трифонов кивнул врачу, и тот полез в саквояж.

— Позовите стенографистку и принесите диктофон из моего кабинета, дал приказ следователь стоявшему в дверях офицеру.

Через десять минут все были готовы. Сироткин обмяк и успокоился. Глаза заблестели, а губы покрылись белым налетом.

— Снимите наручники и усадите его в кресло.

— И сигарету, — пробормотал Сироткин.

Он сделал глубокую затяжку и взглянул на Трифонова.

— Я ни о чем не жалею. Я выполнил свой долг.

— А потом пошел подставлять свою башку под пулю?

— Здесь какая-то ошибка. Стреляли не в меня.

— Давай-ка, дружок, вместе разберемся в твоих проблемах. С Викой ты познакомился в Москве?

— Да. Это случилось прошлой весной. Точнее, полтора года назад. Я получил солидный гонорар за оформление спектакля. Половину денег я просадил на бегах и ушел в запой. Дело кончилось белой горячкой. Меня отправили в психушку. К сожалению, такое случалось со мной и раньше. После смерти моего отца мать уехала с каким-то моряком, который терпеть не мог детей. До десяти лет меня воспитывала бабушка, а потом и она умерла. Приходилось ночевать по родственникам. Больше месяца меня не держали в одном месте и отфутболивали в другую семью. Чужой ребенок мало кому нужен.

Не помню, кто первый меня сдал в психушку. Паренек я был своеобразный, непокорный, с собственным представлением о жизни. Но мне удалось выучиться на художника, а в двадцать лет я по настоянию врачей получил однокомнатную квартиру. Потом женился. Но когда жена узнала, что я состою на учете, она меня бросила. Никто не хочет рожать детей от шизофреников. В диагнозе я до сих пор не уверен, но клеймо, поставленное в детстве, приходится носить всю оставшуюся жизнь.

Итак, я очередной раз угодил за стальные двери районной психбольницы. Виктория Юрьевна Карамова показалась мне необычным врачом. Молода, красива, обаятельна, с вкрадчивым мягким голосом и нежной мягкой улыбкой. Пару недель я находился в полубессознательном состоянии. Галлюцинации, бред, беспричинный страх, одним словом — не приведи Господь. Когда тебе колют психотропные лекарства, перестаешь реагировать на окружающий мир. Со временем мне стали колоть витамины, и я начал восстанавливать силы.

И вдруг случилось что-то непонятное. Во мне появились нежные чувства, и не просто чувства. Я влюбился. Я боялся смотреть ей в глаза, будто стоял перед ней голый. Больные редко любят своих врачей, но я уже говорил, Вика не походила на обычного психиатра. Человек знает всю твою подноготную, историю болезни, а это — открытая книга, где записаны подробности и поклепы родственников, а иногда и соседей.