Нечего греха таить, заплатила покойнице сиротка за ее хлеб-соль.
– - Так у ней даже никого родных нет? -- спросил Федор Андреич.
– - Ни души, опричь при смерти больного старика, сожителя хозяйки-покойницы.
– - Кто они такие? Кажется, очень бедные?
– - И не приведи господи! иной день… да что тут рассказывать: чай, подивились, какие похороны-то!
Федор Андреич, спохватившись, что задерживает больную, захлопнул дверцы и крикнул кучеру ехать; а сам пошел пешком.
Так как экипажей было много, то карета не скоро выбралась на простор; когда она догнала Федора Андреича, задумчиво шедшего, Матренушка высунулась и закричала ему:
– - Спасибо тебе за сироту!
Но за шумом экипажей Федор Андреич не расслышал слов Матренушки; он подумал, что девушке хуже, приказал кучеру остановиться и, подойдя к окну, спросил:
– - Что с ней?
– - Да ничего, батюшка, кажется, опочивает.
– - Так зачем же ты кричала? -- с сердцем спросил Федор Андреич и привстал на подножку, чтоб посмотреть на больную. Сострадание ли выразилось на холодном лице Федора Андреича, или так просто вздумалось Матренушке, только она умоляющим голосом сказала:
– - Батюшка… родной, не оставь сироту!
– - Да что я могу сделать, глупая! -- отвечал Федор Андреич.
– - Да помоги ты хоть нам старика-то в больницу отвезти. А то она, сердечная, изведется с горестей.
– - Да как его фамилия?
– - Самсонов, батюшка, Яков Петрович Самсонов!
– - Так, значит, хоронили Авдотью Степановну? -- поспешно спросил Федор Андреич и в волнении схватился за ручку кареты.
– - Ах, господи, так она вам знакома! -- радостно воскликнула Матренушка.
Через две минуты Федор Андреич сидел в карете и расспрашивал Матренушку о господах, в особенности о старичке.
Дорогой девушка очнулась и очень удивилась, увидав себя в карете и в сопровождении незнакомого лица.
– - Ишь мы, по-господски теперь с похорон едем!-- с гордостью заметила Матренушка, и, указывая на Федора Андреича, она продолжала: -- Вот они изволили знать вашу бабушку.
– - Вы ее знаете? -- радостно спросила девушка, обратись к Федору Андреичу, и заплакала, прошептав: -- Она умерла!
– - Перестаньте плакать, успокойтесь, вы можете захворать, а на ваших руках есть еще больной,-- сказал Федор Андреич.
Девушка поспешно вытерла слезы и, принужденно улыбнувшись, сказала:
– - Разумеется, глупо! Я не буду больше плакать. А вы знаете дедушку?
– - Как же! Но вы, вы меня помните? -- спросил Федор Андреич.
Девушка устремила на него свои выразительные глаза и закачала головой.
– - Я вас видел очень маленькой; вы так изменились, выросли,-- я бы ни за что вас не узнал.
Девушка продолжала глядеть на него и как бы отыскивала в недалеком своем прошедшем время, когда знавала его.
– - Ну, не говорил ли вам дедушка иногда о родственнике своем, Федоре Андр…
– - Ах боже мой! так это вы! -- пугливо воскликнула девушка, и ее лицо покрылось краской, а в глазах блестнул гнев; она тихо продолжала: -- К вам дедушка писал три письма, даже я…
– - На то была причина, что я ничего не писал вам. Меня не было в деревне.
– - А потом? -- заметила девушка.
– - Как только я узнал обо всем, то сейчас же поехал в Москву.
Федору Андреичу показалось совестно сознаться перед девушкой, что он не хотел отвечать своему родственнику. Он лгал ей.
– - Теперь поздно! -- с упреком сказала девушка; но вдруг голос ее изменился, и она умоляющим голосом прибавила: -- У дедушки ничего не осталось: всё взяли!
– - Будьте покойны: я всё сделаю, что от меня будет зависеть. |