– - Боже мой, он опять виноват остался! -- с ужасом воскликнула Настасья Андреевна.

И, полная гнева, она гордо сказала:

– - Я вижу, братец, что вы опутаны кругом хитрой и лицемерной девчонкой.

– - Замолчите!! -- так сильно воскликнул Федор Андреич, что рамы задрожали в комнате.

И Настасья Андреевна кинулась в испуге к двери, на которую указал ей брат; но он остановил ее и с убийственной жестокостью сказал:

– - Сохрани вас боже, если вы осмелитесь намекнув ей о ваших глупых подозрениях.

Настасья Андреевна сделала умоляющий жест и, встретив сверкающие гневом глаза брата, с рыданием вышла из комнаты.

Аня и старичок немало были поражены молчанием с обеих сторон о письме. Одно их поразило -- это отсутствие за столом Настасьи Андреевны и полное равнодушие ее брата, как будто они сговорились. Он был очень любезен с Аней и со старичком, припоминал свое житье в Москве и заключил следующими словами, обращенными к старичку:

– - Я никогда не забуду всех одолжений ваших в то время. Они спасли меня, может быть, от многих несчастий. И, пока я буду жив, дом мой будет вашим.

Старичок до слез был тронут благодарностию Федора Андреича.

И когда дедушка и внучка остались одни, первый наставительно сказал:

– - Нет, нам следует всё вытерпеть от нее. Бог с ней, он хозяин дома и не думает так об нас: зачем же нам подымать ссору между братом и сестрой…

Оставался один день до праздника, а за Петрушей не посылали. Из намеков Настасьи Андреевны Аня могла догадаться, что ее письмо тому причиной. Это ее ужасно опечалило: она так желала видеть Петрушу; к тому же посреди стариков Ане было очень скучно.

В первый день праздника -- то было Рождество,-- возвратясь после обедни, все сидели за чаем в глубоком молчании. Явился деревенский священник поздравить с праздником. Он отслужил молебен и с удивлением спросил:

– - А где Петрушенька ваш? Я что-то его не вижу?

Настасья Андреевна с упреком посмотрела на брата, который покойно отвечал:

– - В городе, батюшка!

– - Как… в такой великий праздник и не в доме своих родных?! ведь вы его сыном своим признали! -- воскликнул священник.

– - Он наказан! -- отвечал недовольным голосом Федор Андреич.

– - Братец! простите его! -- умоляющим голосом произнесла Настасья Андреевна и, обратись к священнику, в отчаянии прибавила: -- Хоть вы, батюшка, попросите за него.

Старичок и Аня находились в сильном волнении.

– - Что за такой превеликий грех, Федор Андреич, мог сделать он?

– - Ослушание, батюшка!

– - Братец, в чем же он вас ослушался? -- с упреком заметила Настасья Андреевна и прибавила, глядя на Аню: -- Следовало бы наказать тех, кто не стыдится ссорить…

– - Побойтесь бога! -- воскликнул обиженно старичок.

И, с несвойственной ему горячностью, схватив Аню за руку и подведя к побледневшему Федору Андреичу, он сказал:

– - Встань перед ним на колени и проси за того, за кого тебя оклеветали!

Аня, рыдая, упала на колени перед Федором Андреичем, который сердито поднял ее и с презрением произнес:

– - Стыдитесь… разве вы способны!

Старичок, указывая на образ, торжественно произнес:

– - Пусть он будет свидетелем, что ты не поселяла раздора.

Голос у старичка прервался, и он заплакал. Аня бросилась в объятия к нему и тоже зарыдала.

– - Полноте, полноте! -- повторял Федор Андреич, разнимая Аню и старичка.

И, поцеловав того и другую, он медленно произнес, смотря на свою сестру:

– - Однажды навсегда требую от всех присутствующих здесь -- ни одним словом, ни взглядом не обижать тех, кого я призрел в своем доме.