|
Федор Андреич сидел возле нее. Старичок дремал на своих креслах в зале; но в этот вечер ему что-то не спалось, и он глядел на бледную свою внучку, которая прямо сидела против него. Две свечи, горевшие на столе, резко освещали ее и Федора Андреича. Багровый цвет его лица и сверкающие глаза составляли совершенную противоположность с бледностью Ани и ее грустно-томными глазами. Федор Андреич через плечо Ани следил за ее чтением; но его глаза большею частью были устремлены на лицо читавшей. Долго смотрел на них старичок, долго с возрастающим беспокойством всматривался он в лицо Федора Андреича, как будто читая роковую тайну в его глазах, жадно прильнувших к Ане. И вдруг страшная мысль озарила старичка. Он всё понял и весь встрепенулся,-- лицо его выразило мучительный испуг. Старичок поспешно встал и вошел в гостиную; но его прихода не слышал Федор Андреич.
Старичок окликнул его. Федор Андреич вздрогнул и закрыл лицо руками. – - Аня, поди, тебя спрашивает Настасья Андреевна! -- поспешно сказал старичок. Аня вышла; но она скоро вернулась, потому что Настасья Андреевна спала. Подходя к гостиной, она была поражена необыкновенно громким и резким голосом своего дедушки, который, завидя внучку, сказал: – - Поди отсюда! Федор Андреич кинулся к ней и, схватив ее за руку, в испуге сказал: – - Что вы хотите делать… я не пущу ее… я имею на нее такое же право, как вы… я… Аня, полная ужаса, вырвала свою руку от Федора Андреича и бросилась к старичку… …Федор Андреич, ударив по столу кулаком, громовым голосом закричал: – - Так я вам противен! хорошо же! Я вас тоже не могу видеть. Мне, наконец, стала невыносима такая жизнь! -- говорил Федор Андреич, мечась по комнате. Старичок увел Аню, ничего не понимавшую, но дрожавшую от страха. Через полчаса, переговорив что-то с больной, он вышел оттуда в слезах и послал к ней Аню. Она вошла в полуосвещенную комнату Настасьи Андреевны, которая была вся в белом, что придавало еще более суровости чертам ее исхудавшего лица. Она сидела на постели и судорожно сжимала свои худые руки. Аня робко приблизилась к постели больной, которая указала ей на стул, стоявший возле. Аня повиновалась. После некоторого молчания больная начала дрожащим голосом: – - Завтра рано утром вы уедете отсюда… Аня в испуге бросилась на колени и в отчаянии воскликнула: – - Что я такое сделала? Боже, что я такое сделала?! – - Встань, встань! ты ни в чем не виновата! Это всё я… я всему причиной. Это моя глупая ревность погубила вас всех! И больная упала на подушки и зарыдала. Аня кинулась целовать иссохшие руки Настасьи Андреевны, которая не отняла их на этот раз; отвечая пожатием, она твердила: – - Люби Петрушу, он через год вернется, будьте счастливы… – - Позвольте мне остаться возле вас… -- умоляющим голосом сказала Аня. И ей казалось в эту минуту, что Настасья Андреевна так же ей близка и дорога, как ее покойная бабушка. – - О нет, нет! сохрани тебя боже! Я не сегодня, так завтра могу умереть; дедушка твой тоже не из долговечных; ты останешься одна… О нет! скорее отсюда, скорей уезжайте! Аня рыдала. – - Не плачь… твои слезы напоминают мне его,-- помню, как он просил меня, чтоб я любила и не оставляла тебя. Но что я смогу сделать! О, господи, господи! лучше уж прекрати мои страдания! И, притянув Аню к себе, она перекрестила ее, поцеловала в лоб и проговорила: – - Вот тебе мое благословение; передай ему его, как увидишься с ним. Прощай; я уже не увижу вас больше… Уйди отсюда: мне очень тяжело… Аня, рыдая как безумная, вышла из комнаты. Старичок на все расспросы Ани, почему он оставляет дом, твердил одно: – - Бог нас не оставит. |
