– Я отменяю завтрашний банкет! – вопит Аддоницио.

– Я не склоняюсь перед террористами! – кричит комиссар. С точки зрения Воорта, это звучит просто глупо, учитывая обстоятельства.

Мэр, созвавший совещание сразу после сообщения о фургоне, сидит за огромным столом и ждет, пока они выкричатся. Если Тедди Рузвельт советовал президентам ходить тихо и носить большую дубинку, то успешные мэры Нью-Йорка ходят, как слоны, и обладают длинными языками. Но сегодня Хиззонер спокойно взвешивает последствия, риск, альтернативы. Куда ни кинь – всюду клин.

– Ты не хочешь склоняться перед террористом? – рычит Аддоницио. – А я не хочу нести ответственность за гибель тысячи копов.

Комната больше Овального кабинета в Белом доме, ее размеры вполне соответствуют теории «слонов». В краю хвастунов чем больше кабинет, тем круче. Окна распахнуты. Хиззонер славится любовью к бодрящим бризам, скульптурам Фредерика Ремингтона и живописи Джорджии О'Кифф ее нью-йоркского периода. Полотна вздымающимися черными башнями 1920-х, когда она жила в городе – очертания строений славят «эпоху джаза», – висят над камином и на стенах.

Голос комиссара, низкий и энергичный, прямо-таки создан для споров. Он единственный из присутствующих не снял пальто. Для бостонца чувствителен к холоду. Мэр привел его в управление в прошлом году – чтобы «влить свежую кровь».

– Должен ли я заодно запереть все участки, пока мы не поймаем Грина? – рычит комиссар.

– Да нет же! По-моему, ты должен повесить большие плакаты «Вообще никакой защиты».

И вот тут Воорт говорит:

– У меня идея.

Он обрисовывает свой сценарий, свой «план боевых действий», и видит, как утвердительно кивает напарник. И Джек Лопес. Аддоницио не прерывает. В данном случае это значит, что он обдумывает услышанное. Хиззонер уныло таращится в окно, на Полис-плаза, один. Комиссар затихает и садится. Советник мэра по связям с общественностью проводит руками по волосам; такие манерные жесты у него бывают на самых сложных пресс-конференциях. Посредник из ФБР сует в рот незажженную трубку.

– Ну? – спрашивает мэр комиссара, когда Воорт заканчивает. – Против такого ты не возражаешь?

Комиссар резко кивает, словно выиграл спор.

– Так мы не склоняемся перед террористом.

Теперь Аддоницио.

– Я хочу, чтобы все копы не возражали, не только он. – Это о комиссаре. – Хорошая идея, Конрад.

Запах табака от незажженной трубки фэбээровца распространяется по всей комнате.

– В сущности, я собирался предложить что-то в этом духе, – говорит он. – Если мы не возьмем его завтра, придется окружать телегами все полицейские здания в городе.

– Так и сделаем, – заключает Хиззонер, – но сначала выспитесь. Ночью я добуду все разрешения. Утром вы мне нужны свежими.

– Жуткое дело, – вздыхает Аддоницио несколько минут спустя, когда они выходят из мэрии в холодную ночь. – Фургон, груженный полутонной динамита, у меня на банкете!

Микки пытается шутить, но шутка выходит плоской:

– Ну что же, Хью. Видимо, он хочет проводить тебя с шумом и грохотом.

Воорт слишком устал, чтобы просто пойти домой и уснуть, а состояние утомления миновал уже несколько часов назад. Он позвонил Джилл на сотовый; она все еще его ждет.

Через вращающуюся дверь Воорт входит в «Веронику» – новое чешское бистро в районе Трайбека. Сверкают огни, гремит чешская музыка. Большие фотографии на стенах: Прага в день ухода Советов. Бурно радующиеся чехи втыкают букеты цветов в орудия русских танков.