Еще мгновение, и из нее словно выпустили воздух. Эбби поникла прямо на глазах.

— То же самое ты сказала и в тот день. Что ты — вернее, она — просто запаниковала. Из-за ребенка.

— Я верила в то, что говорю. Да и сейчас верю.

— Я тоже, — вздохнула Эбби. — Я ведь только потому пустила тебя в дом.

Она что-то решительно засунула в холодильник и захлопнула дверцу.

— Раф и Джастин… может, им будет интересно?

Эбби скатала пластиковые пакеты и сунула их в еще один, что болтался на спинке стула.

— Раф в Лондоне. Уехал тотчас, как только ваш брат легавый оставил нас в покое. Отец подыскал ему работу — не знаю, какую именно, что-то связанное с финансами. Совершенно не по его части, и он наверняка что-нибудь уже запорол. Но его вряд ли вытурят — не захотят портить отношения с папашей.

— Вот бедняга! — вырвалось у меня.

Эбби пожала плечами и одарила меня быстрым взглядом — впрочем, я не поняла, что за ним кроется.

— Мы редко общаемся. Я звонила ему пару раз, — надо было уточнить кое-что по поводу продажи. Правда, ему все до лампочки. Мол, я могу делать все, что считаю нужным, потом просто пришлю ему готовые бумажки, чтобы он поставил подпись. Но я все равно звонила, на всякий случай. Обычно я звонила вечером, и было похоже, что он в каком-нибудь пабе или ночном клубе — громкая музыка, чьи-то голоса. Его там называют Раффи. Он всегда на три четверти пьян, что, думаю, тебя не слишком удивляет, однако впечатление несчастного он на меня не произвел. Если, конечно, тебе от этого легче.

Раф в лунном свете, улыбается, искоса поглядывая на меня. Я ощущаю на своей щеке его теплые пальцы. Раф и Лекси — меня до сих пор не оставляет подозрение по поводу той беседки.

— А как Джастин?

— Подался на север. Поначалу хотел остаться в Тринити, но не смог. Не только из-за косых взглядов и перешептываний, хотя и это его порядком достало, а потому… что все уже было другим. Пару раз в читальном зале я слышала, как он шмыгает носом. Однажды решил пойти в библиотеку, но так и не смог себя заставить: с ним у всех на виду прямо посреди гуманитарного корпуса случился приступ паники. Пришлось увозить на «скорой».

Эбби взяла монетку с аккуратной стопки на холодильнике, вставила ее в электрический счетчик и повернула рубильник.

— Я с ним разговаривала пару раз. Он преподает английский в школе для мальчиков, заменяет учительницу, которая ушла в декретный отпуск. По его словам, ученики в этой школе — избалованные родителями чудовища. Почти каждое утро они пишут на доске фразу «Мистер Мэннеринг пидор», но по крайней мере это место тихое — расположено за городом, а остальные учителя не обращают на него внимания. Сомневаюсь, что им с Рафом все это было бы интересно. — Она мотнула головой в сторону стола. — Я ничего не буду им показывать. Если тебе хочется с ними пообщаться, твое личное дело. Но предупреждаю, вряд ли они будут на седьмом небе от счастья, когда увидят тебя.

— Отлично их понимаю, — ответила я и, подойдя к столу, сложила распечатки в аккуратную стопку. За окном виднелся заросший сорняками сад, заваленный разного рода мусором — яркими обертками от чипсов, пустыми бутылками.

— Ты ведь знаешь, мы все до конца наших дней будем тебя ненавидеть, — произнесла Эбби за моей спиной ровным, безучастным тоном.

Я не стала оборачиваться. Хотела я того или нет, в этой каморке даже мое лицо продолжало оставаться оружием, острым лезвием, отделявшим ее от меня. И ей было легче говорить, не видя его.