А потом ты изменилась. Ты стала... скучной. И я не знал, как сделать тебя такой, как ты была, такой, какой ты должна была быть. Думал, если мы обручимся, ты раскроешься. Что ты... что мы... я думал, что то изменится.
‒ Я стала скучной?! ‒ возмущенно прокричала я. ‒ Да это с тобой всегда все было одно и то же. Ты никогда не проявлял интереса ни к чему, кроме привычных вещей! А я пыталась быть такой, как ты хотел, вписаться в твою жизнь, втиснуться в коробку, в которую ты меня посадил!
‒ Да как, черт возьми, я мог посадить тебя в коробку? Я никогда не говорил тебе как себя вести и что делать, или что я хочу, чтобы ты изменилась. Ты сделала это сама. Я думал, ты... переросла свою дикую версию, наверно. Словно остепенилась, ‒ он встал, сейчас явно расстроенный, но в то же время выглядел более живым, чем я когда либо видела. Он редко ругался, утверждая, что скандалы ‒ признак нехватки интеллекта. ‒ Мне всегда казалось, что я что то упускаю, словно мне досталась разбавленная версия Дрю Коннолли, мне не хватало той веселой тебя, какой ты была прежде. Но я никогда не загонял тебя в коробку.
Я пошатнулась, руки задрожали.
Святые угодники... а ведь он был прав.
Мои глаза застилали слезы, которые я не посмела пролить. Я отвернулась, поставила стакан со льдом на заднюю стойку бара и попыталась взять себя в руки. Я вцепилась в край стойки и прислонилась к ней так, словно только она удерживала меня в вертикальном положении. Впрочем, наверно, в тот момент так оно и было.
Я изменилась для него... а он не хотел, чтобы я менялась. Ему нужен был человек, с которым он познакомился, а я залезла в ящик, в попытках стать такой, какой, как мне казалось, он хотел бы видеть меня рядом с собой.
Какая ирония.
‒ Дрю? ‒ голос Майкла был мягким и обеспокоенным.
Я задумалась на мгновение. Вспомнила то время, когда впервые встретила его, насколько весело нам было вместе, как все казалось просто. Он был среднячком, конечно, и никогда не заставлял мой пульс стучать громче, а ноги дрожать, но он был стабильным, легким в общении, приличным в постели и, самое главное, нормальным. Мне было так больно чувствовать себя лишней и одинокой, что я поселилась у того, кого никогда не любила, и в процессе изменилась сама, заставив себя стать какой то жалкой пародией на «нормальную», которой никогда не была. Да и не могла быть. Я никогда не смогла бы влюбиться в кого то вроде Майкла Моррисона. И я никогда не должна была даже пытаться.
Я подняла глаза и увидела зеркало за бутылками «Патрона», и «Саузы», и «Джонни», и «Джека», и «Бифайера», увидела название бара, матовыми буквами отпечатанное на верхней части зеркала: «Бэддз Бар энд Грилл». Увидела стол, на котором Себастиан делал со мной такие восхитительно грязные вещи, и дверь, где делал другие... а потом мои глаза поднялись к потолку, за которым находились семь невероятных мужчин, один из которых мог перевернуть мой мир до основания без малейших усилий. А если он постарается? Святые небеса.
Я знала, что никогда не вернусь к Майклу. Я не хотела, в первую очередь для себя. Не из за Себастиана, или по любой другой причине, кроме той, что я больше не хотела такой жизни и той версии себя. Я хотела себя такую. Ту, у которой был шанс на другую жизнь с незнакомцем в баре Кетчикана на Аляске. Ту, которая не боится надрать пару задниц и трахается как тигрица, коей я и была, и никогда не пожалею ни об одном из своих острых углов. Дьявол, может, я даже набью татуировку. Возьму все эти острые грани и заострю еще сильнее. Выставлю их на всеобщее обозрение.
Я встала и выпрямила спину. Развернулась, сделала глубокий вдох и выдохнула, чувствуя, как спокойствие разливается по венам.
‒ Знаешь, а ты прав. Я действительно изменилась сама. Ты здесь ни при чем, это все я. И, пожалуй, я даже принесу тебе свои извинения. Это превратило наши отношения во что то, чего никогда не было, в то, чего не могло быть. |