Поля. Что? Какого короля?

Шишкин. Ага-а! Поймал! Вижу теперь, что Гейне-то вы не читали, хотя книжка у вас находится более двух недель. Здравствуйте, Татьяна Васильевна!

Татьяна (протягивая руку). Ей теперь не до книг… Она выходит замуж…

Шишкин. Но-о? За кого это? а?

Цветаева. За Нила…

Шишкин. А-а! В этом случае – еще могу поздравить… Но, вообще говоря, это не умная штука – жениться, выходить замуж и прочее в этом духе… Брак при современных условиях…

Татьяна. Ой, нет, не надо! Избавьте! Вы уже не однажды высказывались по этому поводу…

Шишкин. Когда так, – молчу! Кстати – мне и некогда. (Цветаевой.) Вы идете со мной? Прекрасно! Петра – нет?

Поля. Он наверху…

Шишкин. Мм… Нет, не пойду к нему! Я попрошу вас, Татьяна Васильевна… или вас, Поля… скажите ему, что я… опять того, знаете… то есть, что урок у Прохорова – свободен…

Цветаева. Опять? Ну, не везет вам!

Татьяна. Вы поругались?

Шишкин. Собственно говоря… не очень! Я – сдержанно…

Цветаева. Но – из-за чего? Ведь вы же сами хвалили Прохорова?..

Шишкин. Увы! Хвалил… черт побери! И, в сущности, он… порядочнее многих… неглуп… немножко вот – хвастун… болтлив и вообще (неожиданно и горячо) – порядочная скотина!

Татьяна. Едва ли теперь Петр станет доставать вам уроки…

Шишкин. Н-да, пожалуй, рассердится он…

Цветаева. Да что у вас вышло с Прохоровым?

Шишкин. Представьте себе, он – антисемит!

Татьяна. А вам какое дело до этого?

Шишкин. Ну, знаете… неприлично это! Недостойно интеллигентного человека! И вообще он – буржуй! Хотя бы такая история: его горничная ходила в воскресную школу. Чудесно! Он же сам прескучно доказывал мне пользу воскресных школ… о чем я его совсем не умолял! Он даже хвастался, что я-де один из инициаторов устройства школы. И вот недавно, в воскресенье, приходит он домой и – ужас! Дверь отворяет не горничная, а нянька! Где Саша? В школе. Ага! И – запретил горничной посещать школу! Это как назвать, по-вашему?

(Татьяна пожимает плечами молча.)

Цветаева. А такой он говорун…

Шишкин. Вообще говоря, Петр, точно на смех, достает мне уроки всё у каких-то шарлатанов.

Татьяна (сухо). Помнится, вы очень хвалили казначея…

Шишкин. Да… конечно… старикашка милый Но – нумизмат! Сует мне под нос разные медяшки и говорит о цезарях, диадохах и разных там фараонах с колесницами. Одолел, – сил моих нет! Ну, я ему и говори: «Послушайте, Викентий Васильевич! А по-моему, все это – ерунда! Любой булыжник древнее ваших медяков!» Он – обиделся. «Что же, говорит, я пятнадцать лет жизни на ерунду убил?» Я же – ответил утвердительно. При расчете он полтину мне не додал… очевидно, оставил ее для пополнения коллекции. Но это – пустяки… а вот с Прохоровым я… н-да… (Уныло.) Скверный у меня характер! (Торопливо.) Слушайте, Марья Никитишна, идемте, пора!

Цветаева. Я готова. До свидания, Таня! Завтра воскресенье… я приду к тебе с утра…

Татьяна. Спасибо. Мне… право, кажется, что я какое-то ползучее растение у вас под ногами… ни красы во мне, ни радости… а идти людям я мешаю, цепляясь за них…

Шишкин. Какие вредные мысли, фу-у!

Цветаева. Обидно слышать это, Таня…

Татьяна. Нет, погоди… ты знаешь? Я понимаю:поняла жестокую логику жизни: кто не может ни во что верить – тот не может жить… тот должен погибнуть… да!

Цветаева (улыбаясь).