|
Назад идем, а дощечки уж нету… стащил какой-то жулик. Большой разврат пошел в жизни… (Пауза.) В старину жуликов меньше было… всё больше разбойничали люди, потому – крупнее душой были все… стыдились из-за пустяков совесть тревожить… (На улице, за окном, раздается пение и звуки гармоники.) Ишь… поют. Суббота, а они поют… (Пение приближается, поют в два голоса.) Наверное – мастеровые. Чай, пошабашили, сходили в кабак, пропили заработок и дерут глотку… (Пение под окнами. Нил, прислонив лицо к стеклу, смотрит на улицу.) Поживут эдак-то год… много – два, и – готовы! Золоторотцами будут… жуликами…
Нил. Кажется, это Перчихин… Акулина Ивановна (из двери). Отец, иди ужинать… Бессемёнов (вставая). Перчихин… тоже вот… бесполезной жизни человек… (Уходит.) Елена (проводив его взглядом). А у меня… удобнее чай пить… Нил. Вы очень остроумно разговаривали со стариками. Елена. Я… он меня смущает… Он не любит меня… и мне это как-то… неприятно… даже обидно! За что меня не любить? Петр. Он, в сущности, добрый старик… но у него большое самолюбие… Нил. И он немножко жаден… немножко зол. Поля. Ш-ш! Зачем говорить так о человеке за глаза? Нехорошо! Нил. Нет, быть жадным нехорошо… Татьяна (сухо). Я предлагаю оставить… этот предмет без обсуждения… Отец может каждую минуту войти… Последние три дня он… не ругался… старается со всеми быть ласковым… Петр. И это ему стоит не дешево… Татьяна. Надо ценить это… Он стар… он не виноват в том, что родился раньше нас… и думает не так, как мы… (Раздражаясь.) Сколько жестокости в людях! Как все мы грубы, безжалостны… Нас учат любить друг друга… нам говорят: будьте добрыми… будьте кротки… Нил (в тон ей). И садятся верхом на шеи нам и едут на нас… (Елена хохочет. Поля и Тетерев улыбаются. Петр что-то хочет сказать Нилу и идет к нему. Татьяна укоризненно качает головой.) Бессемёнов (входит, окидывает Елену недружелюбным взглядом). Пелагея! Там в кухне – твой отец… Поди-ка да скажи ему… чтоб он… в другой раз пришел… когда будет тверезый… да! Ты-де, папаша, иди домой… и все такое! (Поля и Нил за нею – уходят) Бессемёнов. Вот… поди и ты… Погляди-ка на будущего… мм… (Обрывается, садится за стол.) Вы что… молчите? Я замечаю, что как я в дверь – вы все сожмете губы… Татьяна. Мы… и без вас… не много говорим… Бессемёнов (глядя исподлобья на Елену). А над чем смеялись? Петр. Так это… пустяки! Нил… Бессемёнов. Нил! Все от него идет… я так и знал… Татьяна. Налить вам чаю? Бессемёнов. Налей… Елена. Дай, Таня, я налью… Бессемёнов. Нет, зачем вам беспокоиться? Мне дочь нальет… Петр. Я думаю, – ведь все равно, кто нальет? Таня нездорова… Бессемёнов. Я тебя не спрашиваю, как ты думаешь на этот счет. Если тебе чужие люди ближе родных… Петр. Отец! Ну, как тебе не стыдно? Татьяна. Начинается! Петр, – будь благоразумен. Елена (натянуто улыбаясь). Ну, стоит ли… (Дверь широко растворяется, и входит Перчихин. Он выпивши, но не сильно.) Перчихин. Василь Васильев! Я сюда пришел… ты оттуда ушел… а я – сюда… за тобой… Бессемёнов (не глядя на него). Пришел, так садись… Вот – чаю выпей… ну… Перчихин. Н-не надо мне чаю! Кушай сам на здоровье… Я – для разговора пришел… Бессемёнов. |
