Между сваями находятся горизонтальные брёвна для помещения вертикальных жердей, образующих собственно заграждение. Вынимая жерди, выпускают дрова в каком угодно количестве. Вторые заплавни на Усьве ближе к заводу. Они представляют из себя плавучий мост, образованный брёвнами, прикреплёнными на цепях к сваям, вбитым ниже поверхности воды. Перед замерзанием реки эти заплати разбираются и, таким образом, совершенно защищены от ледохода. Скопившиеся у первых заплавней дрова выпускаются время от времени, по мере надобности, идут ближе к заводу, здесь задерживаются вторыми заплавнями и вылавливаются. Чтобы ускорить выгружу дров, на реке, ближе к первым заплавням, на берегу построен элеватор и к нему проведена конно-железная дорога. Элеватор приводится в движение лошадьми и по виду несколько напоминает землечерпальную машину, где черпаки заменены особыми вылавливающими аппаратами вроде крючьев; дрова, захваченные ими, должны подниматься вверх и сбрасываться прямо в вагонетку». Сам же Д. И. Менделеев об этом производстве сказал: «Всё это ещё свежо по устройству и так обдуманно — не по старинке, а по- своему, что было прелюбопытно глядеть».
Всё изменилось после революции. Верх одержали нужды насущные. В бурях XX века некогда стало миндальничать с чусовскими лесами. Для СССР лес был главным предметом экспорта, основным источником валюты. Да и самому советскому хозяйству требовался стройматериал, требовалось топливо. А на Чусовой шумели леса и жили люди, потерявшие свою основную работу — строительство и сплав барок. Вывод напрашивался сам собой: пускай эти безработные крестьяне займутся заготовкой леса. А транспортировать лес будет сама Чусовая. И вскоре по берегам Чусовой многоголосо застучали топоры.
Советское хозяйство отличалось ориентацией на «вал», а главным показателем его успешности считался масштаб. Это приводило к гигантомании. Она была самым экономичным в плане трудозатрат решением проблем. Скажем, нужно сто брёвен. С позиции гигантомании их производят так: срубают пятьсот деревьев; из них получается четыреста подходящих брёвен; по пути с лесосеки на реку теряется сто брёвен; при сплаве по реке теряется ещё сто брёвен; при хранении на «лесном дворе» у предприятия сгнивает ещё сто брёвен; остаётся необходимая сотня. И таким методом на Чусовой, как раньше говорили в народе, «положили лес постелью».
Советская система хозяйствования предпочла самый варварский способ транспортировки леса — молевой сплав. Гигантские потери древесины (до четверти всего объёма), заторы и завалы, искорёженные берега, утонувшие брёвна, «в три наката» замостившие дно Чусовой, — это никого не смущало.
Молевой сплав проходил весной, но до середины лета на Чусовой громоздились неразобранные завалы. Вот как описывает их К. Буслов в книге «500 часов тишины» (1966): «..затор этот был редкостным по тому, как искусно-дико нагромоздило в нём, перемешало и переплело несметную тьму стволов всех размеров, пород и видов. Одни орясины торчали из груды других наподобие колючек гигантского дикобраза. В узкой горловине затора неслась жёлтая, мутная вода».
Сплавляемый молем лес перехватывали в низовьях реки — на «сплавных гаванях» перед городом Чусовым. Вот как они описаны К. Бусловым: «Всё больше на берегах поленниц. Поленницы составлены ярусами. Иногда они длинные-распредлинные, как заборы. Вот показалась последняя на нашем пути сплавная гавань, о которой предупредила цепь выстроившихся ледорезов. Гавани служат для регулирования сплава. Лес по Чусовой идёт молем. На сплавной гавани его перехватывают, а затем, сортируя, выпускают уже по мере надобности. Хранится он на лесных дворах" — запанях». На «лесных гаванях» пойманный лес собирали в плоты; ниже города Чусового лес молем уже не плыл.
Упомянутая К. Бусловым «цепь ледорезов» стоит и сейчас. |