А Восьмая Тетушка продолжила свой путь к экипажу.

    Первым опомнился длинноусый придворный в черном халате, расшитом голенастыми драконами, и при поясе тайвэя - начальника стражи.

    Он коротко скомандовал, и охранники мигом сломали строй, обтекая придворных с реликвиями - символами ванского достоинства; вокруг Восьмой Тетушки сомкнулись конские крупы, а позже, когда ближайшие охранники словно сами собой вылетели из седел, в воздухе засверкала сталь. Праздник плавно перерастал в бессмысленное побоище: в руках жены красильщика Мао проворно сновал отобранный у кого-то двуострый топорик, опытные солдаты на глазах превращались в драчливую ребятню, промахиваясь по вертящейся вьюном сумасшедшей бабе, отрубленная голова тайвэя подкатилась прямо под копыта ванского жеребца, и тот шарахнулся, рванулся подальше от мертвого оскала, загарцевал, с трудом смиряемый властной рукой...

    И впрямь:

    Мечи сверкают с двух сторон, смешавшись, кровь течет.

    А в смертный час кому нужны награды и почет!

    Два личных телохранителя удельного владыки еще только падали на залитую кровью мостовую: один - с расколотым черепом, другой, - успевший трижды взмахнуть секирой, с топориком в позвоночнике, - а Восьмая Тетушка уже стояла у экипажа и снизу вверх смотрела на принца Чжоу.

    Плохо смотрела.

    Так не смотрел на многажды опального вана даже его отец, покойный Хун У, в молодости великий мастер да-дао-шу* [Да-дао-шу - искусство фехтования на «больших мечах» (нечто среднее между кривым тяжелым мечом и алебардой).] и предводитель «красных повязок»* [«Красные повязки» - восстание, положившее конец правлению промонгольской династии Юань и приведшее на трон династию Мин.], в зрелости - первый император династии Мин, изгнавший монголов-завоевателей в северные степи.

    Но если Чжоу-ван и был нечист на руку, то слаб на руку он не был никогда.

    Лихо присвистнул, покидая богато изукрашенные ножны, легкий клинок-цзянь, евнухи бестолково пытались закрыть собой повелителя, только мешая умелой рукотворной молнии, но, когда меч наконец опустился, описав перед этим сложную полуторную петлю, Восьмая Тетушка прогнулась назад и, как кошка лапами, хлестко ударила с двух сторон в плоскость клинка.

    Звон, треск - и обезоруженный Чжоу-ван поднимает коня на дыбы, а жена красильщика Мао проскальзывает прямо под копытами и кулаком бьет в хрупкий замок дверцы экипажа, мгновение назад поспешно закрытый Сюаньнюй Беспорочной.

    Все видели: пинком распахнув дверцу, женщина за волосы выволакивает вопящую наложницу, мимоходом уворачиваясь от брошенного кем-то ей в голову боевого кольца, выхватывает из рук красавицы Сюань крохотную собачку ханчжоуской породы, заходящуюся истошным лаем, и об колено ломает зверьку хребет.

    После чего швыряет труп собачки на тело наложницы, лишившейся чувств.

    На миг все замерло, остановилось в беспорядке - солдаты, евнухи, зеваки, требующий подать ему оружие принц Чжоу... Только Восьмая Тетушка качала головой, удивленно разглядывая собственные руки, словно видя их впервые, да скользил к женщине-убийце бритоголовый монах в оранжевой рясе-кашье, до того находившийся в самом хвосте процессии и не принимавший в побоище никакого участия.

    Деревянные сандалии монаха касались земли легко-легко; так, должно быть, ходят небожители Белых Облаков, способные устоять на натянутой полоске рисовой бумаги.

    Но и монах не успел.

    Руки Восьмой Тетушки словно сами собой потянулись вперед и вниз, вынуждая разом погрузневшую женщину неуклюже присесть, пальцы пауком, хватающим бессильную добычу, вцепились в рукоять сломанного и брошенного принцем Чжоу меча-цзяня.