— Черт, — он с силой вдавил в пол педаль акселератора.

Глава восемнадцатая

Антонио Бернарделли, несмотря на всю свою усталость, никак не мог заснуть крепко. Очевидно, ему снился кошмар, он стонал и ворочался во сне.

Дэвид Холден встал, он был почти полностью раздет, за исключением чистых подштанников, которые ему одолжил святой отец; он направился к двери небольшой комнаты, которую им выделили на двоих с Бернарделли.

— Спи, Антонио, — сказал ему Дэвид, вложив в свои слова всю возможную уверенность и ободрение, и Бернарделли перевернулся на другой бок и затих.

Холден вернулся к кровати, взял одеяло и, закутавшись в него, взял свою «Беретту», последнюю пачку трофейных сигарет, трофейную зажигалку и вышел в небольшой коридор.

Он направился к крыльцу, чуть не потеряв по дороге одеяло, и вздрогнул от неожиданности, заметив одинокую фигуру; человек сидел на перилах крыльца и курил трубку. Холден потянулся за пистолетом, и лишь потом узнал в сидящем отца Карлоса.

— Доктор Холден. Вам тоже не спится?

— Ну-у…

— В прошлый раз, когда он приезжал сюда, было то же самое. Жестоко с моей стороны было поместить вас в одну и ту же комнату. Очевидно, во сне он не так уверен в себе, как когда бодрствует.

Отец Карлос напоминал Холдену персонаж из «Одинокого ковбоя», святого отца-миссионера, за исключением того, что отец Карлос был моложе. Он носил коричневую рясу и шапочку монахов-франсисканцев, как и тот старик-миссионер, и в голосе его звучало то же спокойствие, та же подкупающая искренность.

— Как вы можете жить здесь?

— Я не понимаю, сеньор.

— Как вы можете жить в этом мире, где всем правят Инносентио Эрнандес и Ортега да Васкес, они же решают судьбу всех и каждого? Они здесь властны над жизнью и смертью любого человека.

— Я каждый день имею дело с жизнью и смертью, но я имею дело и с жизнью после смерти. Я разговаривал с Эрнандесом. Он в большом страхе за свою бессмертную душу, как оно и должно быть. Он отказывается ходить на исповедь, но зато обеспечивает безопасность нашей церкви. Я не поддаюсь на его уловки, не сдаюсь. Он боится меня. И зря, я не хотел бы, чтобы меня боялись.

— Он будет убит.

— Убийство — это не ответ на все вопросы, доктор Холден.

Холден плотнее завернулся в одеяло, ночь была холодной, и сел на перила на противоположной стороне низенького крыльца. Он склонился к ступеням, положил пистолет на крыльцо у своих голых ног, затем закурил сигарету, положил пустую пачку и зажигалку на перила. Дым согревал легкие, вызывал знакомые ощущения.

— Каков же ответ, святой отец? Я уже давно бросил попытки решить этот вопрос самому. Я с нетерпением жду, когда вы просветите меня.

Отец Карлос рассмеялся.

— В таком случае, вы обратились не по адресу. Я стараюсь направлять людей, настолько, насколько мне это удается, со всем возможным смирением. Если бы у меня были ответы на все земные и небесные вопросы, я, видимо, занимал бы священный папский престол в Риме… — и он перекрестился, затем рассмеялся. — Если бы я полагал, что знаю все ответы, я, возможно, был бы Господом Богом, или Дьяволом, или и тем и другим. Но я не один, не второй и не третий. Я готов выслушать любого, будь он католик или нет, где угодно — или здесь, или там. — Он кивнул по направлению к маленькой церквушке, стоявшей ярдах в семидесяти пяти за домом. — Господь Бог не знает различий в вероисповеданиях, доктор Холден.

— А что, Господь Бог хочет, чтобы я позволил такой твари, как этот Эрнандес, и дальше разгуливать по белу свету?

— А кто сказал вам, что Господь Бог избрал вас орудием своего возмездия?

Холден так зашелся смехом, что чуть не подавился дымом от сигареты.