Он обещал Ермаковой четыреста долларов «суточных» в день, оплату гостиницы, компенсацию транспортных расходов и услуг связи. Андрей не вдавался в подробности, знал только, что клиенту предъявлено обвинение и его необходимо срочно вытаскивать из-под ареста. Возможности для этого вроде бы имелись. Маше предстояло работать в спарке со столичными коллегами; в случае положительного решения вопроса гонорар, как представлялось Андрею, должен был составить весьма приличную сумму в иностранной валюте. Её брат в своей детективной конторе оперировал значительно меньшими суммами, но тоже не бедствовал. Акулов однажды представил, какую бы деятельность сумел развить он при таком материальном обеспечении. И он, и остальные опера, вынужденные в большинстве случаев раскрывать преступления на голом энтузиазме. Количество «глухарей» по всей стране сократилось бы на несколько порядков, начиная от кражи наволочек с бельевой верёвки и заканчивая «резонансными» убийствами известных людей, за которые падкие до сенсаций газетчики и недалёкие обыватели полощут милицию при любом случае.
Первоначально, когда только стало известно о намечающейся командировке, Маша собиралась поехать в Москву на своей машине. Расстояние было не столь уж большим, дороги — приличными, так что Ермакова рассчитывала добраться часов за восемь-десять, не нарушая скоростной режим и делая остановки для отдыха. Своё желание Маша объясняла необходимостью быть в столице максимально мобильной, что возможно лишь в том случае, когда «тачка» всегда под рукой. Акулов резко воспротивился.
— В тебе говорит вечный мужской шовинизм, или ты заботишься о моей безопасности?
— В дороге всякое может случиться. Одинокой привлекательной женщине не место на трассе, — фраза получилась несколько двусмысленной, но Мария обратила внимание совсем не на то, за что себя мысленно отругал Акулов.
— Значит, я всего лишь привлекательная, и не больше того? — спросила она деланно капризным тоном, разворачиваясь к зеркалу.
В конце концов, вопрос был решён в пользу воздушного транспорта…
— Я буду скучать…
— Я тоже.
Прощальный поцелуй затянулся…
Когда Андрей вошёл в квартиру, мать спала. На кухонном столе остались разложенными газетные вырезки, испещрённые множеством карандашных пометок, и папки с бумагами. Очевидно, работали допоздна, подготавливая передовицу для своего финансового еженедельника. Помимо этой газеты, Ирина Константиновна сотрудничала с ещё несколькими, наиболее влиятельными и популярными, изданиями и подрабатывала на местном телевидении. Криминальной тематики она не касалась, за исключением единственного случая лет шесть назад. Статья получилась настолько безграмотной в юридическом плане и тенденциозной, что Андрей поразился, как могла мать, всю сознательную жизнь связанная с журналистикой, столь сильно проколоться. О причинах он расспрашивать не стал, но своё неудовольствие, в предельно мягкой форме, высказать не преминул, тем более что в публикации затрагивались определённые сферы и некоторые конкретные случаи, напрямую связанные с его служебной деятельностью. Мать огорчилась, что не успела с ним вовремя посоветоваться, и на этом инцидент был исчерпан.
Насколько Андрей мог судить по наброскам готовящейся статьи, она посвящалась скандалу вокруг «Первого кабельного телевидения», которое, фактически обанкротившись из-за неумелого управления и процветавшего в среде руководства безбожного воровства, устроило ряд шумных акций в свою защиту, крича о наступлении на свободу слова и гонениях, которым коллектив подвергся за попытки донести в массы правду о городском руководстве. Верилось в такую версию слабо, но «ПКТ» — Акулов расшифровывал название не иначе как «Помещение камерного типа» — тем не менее сумело перетянуть под свои знамёна нескольких правозащитников, готовых драть глотки за всякого, кто заплатит, десяток человек с неустойчивой психикой и целый табун тех, кому просто нечем больше заняться, кто пытается участием в «борьбе за справедливость» скрасить своё постылое существование. |