Он сел на камень, глядя перед собой. Образ исчезнувшего дома стоял перед его мысленным взором. Джон видел себя, готовящего ужин, слышал мычание коров. Но видение быстро исчезало – в реальности кругом была пустота…

Над долиной сгущались сумерки. Вечер быстро приближался. Сэксон остро ощущал холод одиночества. Мулы не служили ему утешением. Ночная тьма наблюдала за ним тысячью глаз. Сама природа спрашивала его, что он намерен делать, а ему нечего было ответить.

Сэксону было двадцать четыре года. Значительная часть жизни, как он считал, осталась позади вместе с солидной порцией надежд.

Наконец Джон пробудился от апатии. Стадо не может передвигаться быстро. Мулы, разумеется, тоже не скороходы, но все же проворнее и выносливее коров.

Отпустив одного мула пастись, Сэксон вскарабкался на другого и двинулся по следу исчезнувшего стада.

Глава 4

Тридцать миль, преодоленные лунной ночью с холодным ветром, и переходы через ледяные горные потоки истощили силы мула.

Джон Сэксон слез с него, забросил в кусты уздечку и отправился дальше пешком. Теперь он двигался даже быстрее, чем верхом, так как, в отличие от него, животное не подгоняло отчаянное беспокойство. Если бы Сэксону удалось вернуть стадо, все было бы в порядке. Дом и все остальное были в основном плодом ручной работы, а сил у него оставалось более чем достаточно. Он чувствовал себя способным работать сколько угодно лет по двадцать часов в сутки, чтобы восстановить утраченное жилище. Потерю хижины в каком то смысле можно даже рассматривать как благо – теперь он построит дом больше и лучше, достойный Мэри Уилсон.

Другое дело – пропажа стада. Придется снова каждый день работать на ранчо, откладывать каждый месяц тридцать, сорок или даже пятьдесят долларов, экономя каждый цент, отказывая себе во всем, чтобы начать приобретать за четверть цены слабых, голодных коров и собрать, наконец, какое никакое стадо.

Но чтобы вернуться к тому положению, в котором он находился до внезапного удара судьбы, потребуется еще восемь лет, а Мэри не сможет ждать его так долго.

Эти мысли заставляли Джона шагать всю ночь напролет, сначала при луне, затем на рассвете, отыскивая следы своего стада и лошадей похитителей, в том числе коня с перекладиной на подкове.

Но теперь от левой стены узкого ущелья отходило несколько маленьких расщелин, в каждой из которых виднелись следы коров.

Лучи восходящего солнца осветили белые как мел скалы. При виде их Сэксон застыл как вкопанный.

Ему сразу припомнились истории об угонщиках скота из Белой долины, они уводили в горы большие стада, там разбивали их на группы, которые затем выставляли на продажу в разных местах. С надеждой застигнуть воров врасплох можно было распрощаться. Они уже наверняка передали стадо в руки профессиональных угонщиков. Странным казалось только то, что эти опытные специалисты послали шестерых человек всего ради сотни коров.

Сэксоном овладело отчаяние. Он почувствовал усталость и дрожь в коленях. Присев на камень, Джон огляделся вокруг. В центре живописной долины струился поток; раздуваемые ветром тысячи капель походили на туманную дымку. Рощи высоких деревьев сулили тень и прохладу. Но его не радовала красота пейзажа. Каждый удар пульса напоминал ему о потере.

Спустя какое то время он увидел, что к нему направляются шестеро всадников. Их число соответствовало количеству похитителей его стада. Джон не заметил, из какой расщелины они выехали, – казалось, грабители свалились с неба. Всадники подъехали ближе, и Сэксон разглядел во главе отряда смазливого громилу Боба Уизерелла.

Всадники насмешливо отсалютовали Джону, а он, посмотрев вниз, увидел, что левое переднее копыто лошади Уизерелла оставляет на земле отпечатки подковы с перекладиной.

– Ты гнусный скотокрад, Уизерелл! – крикнул Сэксон.

Бандит повернулся с револьвером в руке.