Через несколько минут, думала судья, и мой друг Маргелов узнает имя убийцы. И пусть только попробует отказать ей! Она сама будет брать Белоногова.

 Если раньше ее удовлетворил бы труп в мусорном баке, то теперь ей необходимо посмотреть в глаза убийце: «И ты, тварь, спрашивал, плакал ли Илья, когда его обижали дети?»

 На ее глаза снова навернулись слезы.

 Маргелов с ходу направился в спальню. Закрыв за Валентиной дверь, сунул руки в карманы. Несмотря ни на что, ей была небезразлична реакция следователя. Возможно, он усмехнется: она общалась с убийцей, буквально потребовала с него денег, чтобы отыскать и наказать этого самого убийцу. Она ожидала чего угодно, но только не абсолютного безучастия на лице Маргелова, словно для него это не стало новостью.

 Не стало новостью...

 Вот в чем дело.

 Валентина горько усмехнулась.

 – Откуда ты узнал? И как давно? – повысила она Голос. – И почему ни мычишь ни телишься? Боишься? Как тогда, когда умолчал про Курлычкина во время похорон?

 Василию было невыносимо жаль эту женщину с нездоровым блеском глаз, в которых блестели слезы.

 Ее день за днем убивали воспоминания, и вот теперь готовы были прикончить совсем. И он поступил так, как надо, прикрикнув на нее, словно влепил оплеуху:

 – Ты закончила орать? Теперь послушай ответы.

 Я узнал, потому что работаю над этим делом. Вместе с Волковым. Если бы не «старик», не его хитроумная комбинация, ждали бы просветления твоих мозгов.

 Как мне надоело собачиться с тобой!

 Маргелов помолчал и продолжил, смягчив голос:

 – Мы работаем, Валя. Сейчас у меня в кабинете сидит человек, казенный человек, большего сказать не могу. Вместе мы провели неплохую оперативную работу, и сегодня в половине одиннадцатого в кафе «Огонек» он будет ждать пули в затылок. Теперь спроси, от кого? Точно, от Белоногова, профессионального убийцы. Также спроси, боится ли мой гость, боюсь ли я. Э-эх... – Василий махнул рукой.

 Ширяева присела рядом, тронула его за плечо и неожиданно обняла:

 – Извини, друг мой Василь...

 – Да ладно, все нормально.

 Он понимал Валентину, в какой-то степени упреки в его адрес прозвучали справедливо, особенно последний, касающийся Курлычкина, явившегося в день похорон насладиться делом рук своих. Однако он уже объяснял свою позицию, незачем повторяться. И все же сейчас почувствовал обиду. Из гордости или еще по какой-то причине ему и не хотелось говорить судье о напряженной работе, которая в последние дни стала рискованной, о бессонных ночах и прочих «прелестях». Просто однажды он сам предложит: «Валя, выпьем водочки у меня на даче? А что, врать жене я научился. Она верит лжи, но в штыки принимает правду. Так что...» Вот тогда захмелевший Василий и бросит коротенький упрек в адрес судьи, и она примет его. А он быстренько сменит тему и заговорит о ее бывших коллегах, мантиях-безрукавках и прочей бредятине.

 Вздохнув, следователь бросил взгляд на часы и встал.

 – Пойду. А то забеспокоится казенный человек.

 Валентина кивнула.

 – Я про него хотела спросить. Его надежно будут страховать?

 – Да, оперативники из ФСБ. Так что не волнуйся.

 – Позвонишь, когда все закончится?

 – Я приду.

 Она улыбнулась и остановила его. Ее настроение неожиданно поменялось, что насторожило следователя.

 – Вася, я заметила, что ты как-то привычно прошел в спальню «одной девочки из прокуратуры».

 Маргелов раздул ноздри и вышел. Поманив в прихожую охранника, отдал распоряжение:

 – Когда я уйду, поставь стул сюда, к входной двери, и сядь на него.