Рожнов, как и предвидел, узнал многое о бойцах спецгруппы. При всем желании он не узнал бы больше даже в доверительной беседе с глазу на глаз. Да, откровенный разговор вряд ли бы дал лучший результат.

 И еще одна деталь, которая не могла не порадовать полковника: никто из бойцов и словом не упомянул о своей предыдущей службе и заслугах. Хотя тот же Яцкевич, чья кровь была ненамного холоднее, чем у Оганесяна, мог написать, что во время боевой операции в составе спецназа особо отличился и был представлен к правительственной награде. А Тимофей Костерин мог похвастаться пятью годами заключения в колонии усиленного режима, куда попал после пяти лет службы в ВДВ.

 Однако они не хвалились, а довольно четко выполнили распоряжение начальника, отметив свои качества. А это и было главным в замысле Рожнова.

 Как бы то ни было, Рожнов ответами подчиненных остался доволен. Полковник наметил двух человек, которым в скором будущем намеревался сделать не совсем обычное предложение. Ему показалось, что оба не откажутся.

* * *

 Бойцы возвращались из Москвы в Юрьев на машине Яцкевича, «девятке» с тонированными стеклами и мятым передним крылом. Пока по просьбе полковника и с согласия Шустова на первых порах все остановились в трехкомнатной квартире командира.

 За исключением Шустова и Белоногова, остальные были коренными москвичами.

 – Я предлагаю снять напряжение, – высказался Яцкевич. – Даже когда учился в десятом классе, нам не задавали таких упражнений. Олег, – обратился Андрей к Шустову, сидящему на переднем кресле, – Рожнов не педагог, случайно?

 – Он Учитель, – протянув букву "у", констатировал Костерин, зажатый с двух сторон Оганесяном и Белоноговым.

 Костерин имел внешность, соответствующую довольно меткому и распространенному выражению «разбойничье обаяние». По возрасту он был старшим в группе, ему исполнилось тридцать шесть. До последнего времени он работал охранником в частной фирме. Предложение «поработать на правительство» для Костерина ничего не значило, его заинтересовали только деньги, которые пообещал юрист Рожнов.

 Яцкевич бросил взгляд в панорамное зеркало, поймав на миг выражение лица Костерина.

 – Тима, тебе не боязно сидеть в тесном контакте с гетеросексуалом? – поинтересовался он.

 – Нет, – ответил Костерин. – Если учесть, что Серега ведет себя довольно пассивно.

 – Тогда поменяйся местами с Оганесяном, – подал совет Яцек.

 – Мне кажется, – буркнул Шустов, – мы скоро договоримся до чего-нибудь интересного.

 – Вот почему я и предлагаю куда-нибудь заскочить, – повторился Яцкевич. – В Юрьеве есть более-менее приличная забегаловка?

 Сергей Белоногов, улыбаясь беззлобным шуткам, которые отпускал в его адрес Яцкевич, смотрел в окно.

 – Сейчас направо, – подсказал Шустов, когда Яцкевич подъехал к перекрестку.

 – Знаю, – Яцек резко вывернул руль, перестраиваясь в правый ряд за пять метров до светофора.

 Оганесян покачал головой:

 – Удивляюсь, как ты ездишь по Москве?

 – Мне все равно, где ездить: по улицам Москвы или Пестравки. – Трогая с места и поглядывая в панорамное зеркало, Яцкевич попросил: – Тимоха, убери голову, я ни черта не вижу. Можешь положить ее на плечо Бельчонка.

 Шустов не выдержал и рассмеялся.