Изменить размер шрифта - +
А вот прямая угроза в ее адрес прозвучала совсем недавно, но судья посчитала ее эмоциональным всплеском отца обвиняемого в изнасиловании несовершеннолетней. Собственно, Ширяева не рассматривала это дело по существу, а принимала промежуточное решение, касающееся только меры пресечения. Однако прямые угрозы, как правило, не ведут к преступлениям, подобным тому, что произошло в квартире судьи. Есть, конечно, исключения.

 Ширяева возобновила разговор со следователем:

 – Кстати, хочу тебя поблагодарить за то, что ты не отправил отца девочки в следственный изолятор.

 Маргелов скривился.

 – Валя, не играй на публику, у меня в кабинете ее нет. Если есть что сказать всерьез – говори. И вообще, не крути со мной, я вижу тебя насквозь, запомни.

 Ширяева молча кивнула. Пожалуй, она зря поблагодарила следователя, ей действительно стало стыдно. «Зачем? – думала Валентина. – Это Сергею Белоногову можно было говорить о своей совести, долге чести и прочих высоких понятиях».

 Она заговорила о той помощи, которую могла оказать Михайлову. Для этого нужно изменить показания врачей клиники, где скончался Илья. Сделать так, чтобы причиной его смерти в основном стали не травмы, нанесенные ему, а врожденная патология сердца, которое, как у всех, страдающих болезнью Дауна, было рыхлое, огромных размеров. Судя по всему, врачи охотно изменят свои выводы, если к ним обратиться соответствующим образом и определенным лицам. По большому счету, медики сочтут такой поступок чисто человеческим, так как просить об этом будет сама Валентина, а поменять показания следователю труда не составит. Что касается прокурора, тот останется равнодушен, а может быть, одобрит действия судьи.

 Если врачи изменят показания, Михайлову грозит максимум год исправительных работ. Оправдательного приговора, конечно же, от судей не дождешься – не позволяет законодательство, о помиловании тоже не могло быть речи. Но если отец Светы получит символический срок – это все, что на данном этапе могла сделать Валентина.

 Маргелов внимательно выслушал ее и согласно кивнул головой.

 Она поблагодарила следователя и попрощалась.

 Выходя из его кабинета, обернулась:

 – Я и тебя видела на похоронах сына. Почему не подошел?

 – Не знаю, – честно ответил следователь и опустил глаза. – Я не умею сочувствовать.

 – Не ври, Вася. Просто ты знаешь, что я не умею принимать соболезнования.

 Маргелов пожал плечами: «Пусть будет так».

 

 14

 

 В начале первого Ширяева, толкнув решетчатую дверь, вошла в полуподвальное помещение в своем подъезде. С влажными от конденсата стенами, вдоль которых проходили трубы, оно служило мастерской для слесаря-сантехника. Влага стояла такая, что пришлось заменить обычную дверь на решетчатую. Даже слесарные инструменты сантехник хранил в промасленной ветоши.

 Он поднял глаза и поздоровался.

 – Зайдите в сорок седьмую, пожалуйста, – попросила Ширяева.

 – В сорок седьмую? – он почесал за ухом. – А что у вас случилось?

 Прямолинейный вопрос, без задней мысли.

 – У меня засорилась раковина, – ответила она.

 – Сейчас поднимусь, – сантехник подошел к шкафу и освободил из-под тряпок металлический ящик с инструментами.

 Она оставила дверь приоткрытой и прошла на кухню, быстро приготовив легкую закуску и поставив на стол бутылку водки. Когда слесарь появился на кухне, она предложила ему место за столом, обращаясь к нему на «ты»:

 – Присаживайся. Тебя Костей зовут?

 – Может, сначала я раковину прочищу? – не совсем уверенно проговорил сантехник, поглядывая на угощение.

Быстрый переход