«Скажи «чи-и-из», ублюдок! – приказал он себе. – Сейчас вылетит птичка».

Его большой палец лег на спуск. Рука была тверда, как всегда, когда он готовился убить. Даже несмотря на то что он давно ничего не ел. В решающую минуту оставшиеся силы достигли разрушительной концентрации. В груди и в черепе пылали раскаленные добела спирали – недолгая иллюминация перед погружением в вечную темноту. Какой там, на хер, «холодный» анализ!

В этот момент кто-то позвонил в дверь его тесной грязной конуры.

Сержант смачно выругался. Казнь придется отложить. Хотел ли он, чтобы его нашли сразу? Конечно, нет. Ему должно быть безразлично, но он не хотел. После его смерти эти дешевки вдруг вспомнят о нем, сделают из него клоуна, дерьмового героя в липовом шоу, устроят ему красивые похороны за государственный счет с отданием воинских почестей; может быть, даже провезут его на пушечном лафете, а десяток аккуратных и прилизанных штабных крыс будут нести на подушечках его награды. И потом какой-нибудь старый мерзавец (вероятно, его бывший полковник) торжественно испражнится над гробом – это будет понос из высоких, красивых и гордых слов о верности, родине, долге и мужестве, от которых живым ветеранам захочется блевать, а парни, лежащие под крестами, звездами и табличками без имен, перевернутся в своих тесных могилах…

Да, пожалуй, именно бывший командир удостоит его подобной чести. Сержант уже видел по телевизору, как это случилось с другими. Он не хотел тоже стать пищей стервятников, носящих погоны. Тем более он не хотел дать полковнику шанс распорядиться своим трупом… Как слышал сержант от кого-то из уцелевших в мясорубке той войны, ненавистный ублюдок благоденствовал в недрах министерства обороны и руководил какой-то сверхсекретной военной программой…

Полковник, конечно, не упустит случая принять участие в похоронах «заслуженного ветерана», «соратника», «боевого товарища, закаленного в огне и крови», «настоящего парня, который однажды спас мне жизнь». Такая перспектива сержанта категорически не устраивала. Он живо представил себе тошнотворный спектакль и отказался от намерения тотчас же украсить своими мозгами старые ободранные обои. Сначала надо было выпроводить непрошеного гостя.

Насчет соседей сержант не беспокоился. Все они разъехались две недели назад, избавив его от своих истеричных воплей и детского плача. Дом предназначался под снос; инвалид остался его единственным обитателем, если забыть о мышах и тараканах. Значит, только сержант и его отлично смазанный стальной двенадцатизарядный дружок, который никогда не предавал, – исключительный случай! Оба были готовы к короткому мужскому разговору, пока не вмешался третий. И сержант знал, за кем будет последнее слово.

Никаких двуногих сволочей, ни малейших признаков противника в радиусе двухсот метров, а может, и б