За десертом Ноэля срочно вызвали к телефону, возникли какие-то проблемы на репетиции, и ему пришлось уйти.

– Не волнуйся обо мне, дорогой, – Физз послала ему воздушный поцелуй. – Швейцар вызовет мне такси.

Спустя две минуты она украдкой взглянула на столик Лэрри. И он, и его спутница исчезли. Официанты уже стряхивали скатерть, что означало – столик свободен.

* * *

На улице шел дождь, и Физз задержалась у выхода из ресторана. И вдруг какой-то бесенок стал нашептывать ей на ухо: «Вот твой шанс. Не упусти его. Лэрри уже давно сидит в машине чуть выше по улице и ждет тебя. Он уже заплатил швейцару, и именно поэтому тот на удивление долго ищет такси. Если ты и в самом деле хочешь угостить Макса его же лекарством, то надо влить ему микстуру из самой лучшей чайной ложечки. Лэрри Маргот – самый известный британский актер своего времени, не считая, может быть, Джонни Гилгуда».

Физз опустила ресницы, когда красивые темные глаза заглянули ей прямо в душу.

– Я отвезу вас куда захотите, – предложил Лэрри и распахнул перед ней дверцу серебристой спортивной машины.

– Благодарю вас, – скромно ответила Физз. – Я уже знаю, куда я хочу поехать. – И она назвала ему адрес на Колвил-плейс.

* * *

Два часа спустя очарованная Физз с уважением вынуждена была признать, что Лэрри знает свое дело. И она еще поблагодарила небеса, что миссис Помфрет не придет убирать.

Среда, 30 декабря 1936 года

Макс не заметил легкий запах чужого одеколона в их спальне. Но на следующее утро он обнаружил, что его бритвой пользовались, но не заменили использованное лезвие новым.

Макс ворвался в спальню:

– Кто пользовался моей бритвой?

Физз обернулась и сонно посмотрела на него, подумав про себя: «Велика ли разница между использованием чужой постели, чужой жены и чужой бритвы? Почему мужчины так трепетно относятся именно к бритве?» Она снова зевнула.

– Я уже забыла, кто это был. То ли это был вор, он меня поцеловал и еще так на меня посмотрел… А может быть, молочник, почтальон или кто-то другой?

Макс швырнул бритву в окно, которое, к счастью, оказалось открыто. Блестящее лезвие описало изящную дугу, улетая из жизни Макса и влетая в чью-то еще – с улицы раздалось сердитое восклицание.

Обнаженный Макс бросился к туалетному столику, на котором лежала ярко-красная замшевая сумочка Физз. Одним движением он открыл ее, высыпал содержимое на пол и выудил из кучи всяких мелочей ее темно-синий ежедневник.

– У меня для любовников особый шифр, – предупредила его Физз, – тебе его никогда не разгадать. Посмотри на числа, обведенные в кружок.

– Это твои чертовы критические дни.

– Мне нравится, как ты выбираешь слова. Но посчитай, сколько кружков в одном месяце…

Макс покраснел, как пион, и, не говоря ни слова, стал листать ежедневник, пока не дошел до двадцать девятого декабря.

– Просмотри адреса в конце книжки, они все перечислены на букву Ц, от слова «целоваться», – выразила полную готовность помочь Физз. – А когда страница кончается, я их записываю под буквой Г, от слова «грешить».

– Ага! Ты обедала с Ноэлем в «Айви», а на вторую половину дня у тебя ничего не запланировано!

– И тем не менее у меня был дневной спектакль. И я отлично играла, во всяком случае, я осталась собой довольна.

Макс схватил телефон, словно желая раздавить трубку, и начал с остервенением крутить диск. Но когда Макс заговорил, голос его звучал медоточиво и вкрадчиво:

– Луиджи… Добрый день… Вы не могли бы найти для меня в обед столик на двоих? Может быть, все-таки что-то найдется? – Макс понизил голос: – Видите ли, сегодня у нас с женой совершенно особенный день… Замечательно! Благодарю вас, Луиджи, я очень вам признателен.