Наконец надо перепрыгнуть еще одну – после этих четырех. Ты понял?
– А если я ошибусь?
Он глубоко вздохнул:
– В лучшем случае весь проход лестницы заполнится песком. Возможно, существуют и другие наказания за оплошность, но я о них не знаю, ведь в старину строители предпринимали различные меры предосторожности и ревностно относились к делу.
Я постарался исполнить его указания, ступая туда, куда он велел; мы добрались до конца лестницы и продолжали путь по чуть более широкому коридору.
Я почувствовал облегчение: худшее уже закончилось. Новых предупреждений о ловушках со стороны жреца не последовало.
Мы остановились, Гетепамон толкнул дверь. Она заскрипела, медленно открылась, и мы вошли внутрь помещения.
Вдруг отовсюду ударил яркий свет, причинявший боль глазам, которые я поспешно прикрыл рукой, ожидая вот-вот услышать насмешливый хохот Золотого бога.
И тут я ощутил прикосновение руки Гетепамона:
– Не бойся, Орион, ты в зале Зеркал. Это из-за них мы вынуждены были ждать заката.
Я опустил руку и, осмотревшись, увидел, что мы находимся внутри комнаты, полной зеркал. Они располагались на стенах, на потолке, на полу… Словом, везде. Зеркала не были плоскими; напротив, они отражали свет под разными углами и располагались повсюду, кроме узкой дорожки, зигзагом протянувшейся через пол. Свет, ослепивший меня, являлся всего лишь отражением лампы Гетепамона от сотни полированных граней.
Указывая вверх, жирный жрец произнес:
– Там над нами имеется призма, фокусирующая свет солнца. Днем в этом зале погибнет любой, кто осмелится войти.
Все еще щурясь, я проследовал за ним по полированной скользкой дорожке до другой скрипучей двери, которая вела в длинный узкий коридор.
– А что дальше? – буркнул я.
Он облегченно вздохнул:
– Ну, самое худшее – позади. Теперь придется подняться по короткой лестнице, и мы окажемся под самой пирамидой в храме Амона. Оттуда нам надлежит подняться в погребальную камеру самого царя, и на этом пути уже нет никаких ловушек.
Я обрадовался, услышав его слова.
Крошечный храм был глубоко укрыт под землей, места в нем едва хватало для алтарного стола и немногочисленных ламп. Три стены были грубо вытесаны из камня, четвертую покрывали небольшие барельефы. Потолок казался единым чудовищно огромным обтесанным блоком. Я ощущал, как жуткий вес пирамиды давит, душит, нагнетает ужас… Подобно руке гиганта выжимает воздух из легких. Затененная арка укрывала начало лестницы, едва ли не вертикально поднимавшейся к погребальной камере царя Хуфу.
Не говоря ни слова, Гетепамон поднял лампу над головой и повернулся к стене, где были вырезаны фигуры.
Указывая свободной рукой на одну из них, он шепнул:
– Осирис.
Это был я. А возле меня стояла моя Афина.
– Асет, – едва слышно выдохнул я.
Он кивнул. Итак, действительно мы с ней обитали в этой земле тысячу или более того лет назад. А теперь она вновь находилась здесь и ожидала, что я верну ее к жизни. Я чувствовал, что она рядом. Эта мысль заставила быстрее забиться мое сердце.
– Я останусь здесь, Орион, ты сам поднимешься в гробницу Хуфу, – произнес Гетепамон.
Должно быть, я бросил в его сторону свирепый вопросительный взгляд.
– Я не смогу преодолеть этот крутой подъем, Орион, – поспешно извинился он. – Заверяю тебя: здесь нет больше опасностей и можно не беспокоиться относительно ловушек.
– А сам ты бывал в погребальной камере царя? – спросил я.
– Да-да, конечно, каждый год. – Он догадался, каким будет мой следующий вопрос. – Процессия входит в пирамиду снаружи, тем путем подняться к гробнице куда легче, чем через шахту, которую тебе сейчас придется пройти. |