Марч оторвал взгляд от страницы. Фишер выглядел чуть бледнее, чем обычно. Спустя секунду вошедший захлопнул за собой дверь и тихо сказал:

— Ну вот, случилось худшее. Или почти худшее.

— Противник высадился! — закричал Марч и вскочил со стула.

— Я знал, что так будет, — сказал Фишер хладнокровно. — Да, высадился, но это еще не самое плохое. Хуже, что в нашей крепости не умеют хранить тайн. Я был несколько озадачен, хотя, наверное, это нелогично. Ведь я восхищался, обнаружив трех честных политиков. Но не мне удивляться, если их только двое. Он задумался, а когда заговорил снова, Марч никак не мог понять, сменил ли он тему или развивает прежнюю: — Нелегко поверить, что у человека вроде Херриеса, который утонул в пороке, как огурец в маринаде, еще могут оставаться какие-то принципы. В связи с этим я подметил интересную деталь. Патриотизм — отнюдь не первая добродетель. Стоит только притвориться, что это первая добродетель, и он вырождается в пруссачество. Но иногда патриотизм остается последней добродетелью. Человек может мошенничать или совращать, но свою страну не продаст. Хотя, кто знает?

— Что же делать? — возмущенно воскликнул Марч.

— Мой дядя умеет обращаться с документами, — ответил Фишер. — Вечером он перешлет их на запад; но кто-то посторонний пытается их заполучить, и, боюсь, один из наших ему помогает. Все, что я могу сделать, — стать на пути у этого человека, и потому я тороплюсь. Вернусь примерно через сутки. Пока меня не будет, хочу, чтобы ты присмотрел за людьми и разузнал, что сможешь…

Он сбежал по ступенькам, и Марч видел из окна, как он сел на мотоцикл и поехал к ближайшему городу.

Под утро Марч сидел у окна в гостиной. Обшитая дубом, обычно довольно темная, на этот раз она была пронизана ясным утренним светом: уже две или три ночи сияла луна. Он сидел на скрытом тенью крае дивана, и вбежавший из сада лорд Джеймс Херриес его не заметил. Лорд Джеймс схватился за спинку стула, точно боялся упасть, плюхнулся на усыпанный крошками стол, налил себе стакан бренди и выпил. Он сидел к Марчу спиной, но в большом круглом зеркале отражалось его лицо, такое желтое, словно он страдал от какой-нибудь ужасной болезни. Когда Марч пошевелился, он вздрогнул и резко обернулся.

— Боже мой! — воскликнул он. — Вы видели? Там, снаружи?

— Снаружи? — повторил Марч, глядя через плечо в сад.

— Идите, идите, посмотрите сами, — Херриес почти кричал, — Хевитт убит, документы украдены, вот что!

Он вновь отвернулся и грузно сел, его квадратные плечи вздрагивали, Гарольд Марч распахнул дверь и выскочил в сад, где на крутом склоне стояли статуи.

Сначала он увидел доктора Принса, который внимательно разглядывал что-то на земле, а затем то, на что смотрел доктор. Как ни поразительно было то, что он услышал в гостиной, то, что он увидел, превзошло все его ожидания.

Чудовищное изваяние Британии лежало вниз лицом на садовой тропинке, а из-под него, словно лапки расплющенной мухи, торчали рука в рукаве белой рубашки, нога в штанине цвета хаки и знакомые песочно-серые волосы несчастного дяди Хорна Фишера. Лужицы крови растекались по земле, и мертвые конечности уже окоченели.

— Несчастный случай? — наконец выговорил Марч.

— Говорю, смотрите сами, — хрипло повторил Херриес.

Он тоже вышел наружу и нервно шагал вслед за Марчем.

— Смею заметить вам, что документы исчезли. Убийца сорвал пиджак с трупа и разрезал внутренний карман, чтобы извлечь бумаги. Пиджак со здоровенной дырой валяется вон там, на склоне.