|
Ну что ж, тогда он возьмет в компаньоны Федьку. Федька наверняка согласится, потому что он, как и Димка, спит и видит себя сыщиком. Правда, Федька живет в Хлевном, а не в Питере. Но это фигня, можно и переехать в Питер. Вот только фамилия у Федьки не фонтан — Дураков… Димка тут же представил себе вывеску:
ДЕТЕКТИВНОЕ АГЕНТСТВО «МОЛОДЦОВ И ДУРАКОВ» Да уж, в агентство с такой прикольной вывеской вряд ли кто обратится. Впрочем, вначале надо его открыть, а уж потом о вывеске думать… Пока Димка размышлял, электричка прикатила в Старокозельск. По дороге на автовокзал Молодцов все время оборачивался, в надежде увидеть маньяка-убийцу. Но так и не увидел. Зато на автовокзале он о нем услышал. Две старушки, в ожидании автобуса, разговаривали между собой. — Слыхала, Матвевна, — говорила одна старушка, — убивец в наших краях объявился, — Неужто правда, Лексевна? — пугалась вторая старушка. — Вот те крест, — размашисто крестясь, отвечала первая старушка. — Уже двадцать пять человек порешил. — Ах-ах-ах, — ахала вторая старушка. — Во злодей-то. — Топором их зарубил, — продолжала первая старушка. — Ох-ох-ох, — охала вторая старушка. — А где сказывали, что топором? По тиливизиру? — Нет, не по тиливизиру. Ко мне вчерась милицанер заходил. «Смотри, — говорит, — бабка, на базаре пирожки с мясом не покупай». — Ой-ой-ой, — ойкала вторая старушка. — Неужто убивец пирожки с человечиной продает? — Ага. Милицанер сказывал, одна тетка купила пирожок, откусила, а в пирожке-то — палец… Димка, который поначалу навострил уши, теперь смотрел на старушек со скептической усмешкой. Про палец в пирожке он еще в третьем классе слыхал. Ходила такая страшилка по питерским школам. Да и старушки такие тоже по Питеру ходили. Услышат, к примеру, где-нибудь детскую считалку: «Шел трамвай десятый номер, а в трамвае кто-то помер». Не врубятся, что к чему. И рассказывают везде на полном серьезе: «Представляете, шел трамвай десятый номер, а в трамвае кто-то помер». Бабки между тем продолжали разговор: — А чего ж энтого душегубца не заарестуют? — Поди-ка заарестуй, ежели неизвестно, кто он такой. Только и знают про него, что он кровушку из убитых пьет. Всю до последней капельки. — Гос-с-поди, царица небесная… — А еще милицанер сказывал, убивец детишек повадился душить. Подстерегет, когда те с энтой… как ее… дистеки идут, накинет удавку и душит. Уже шашнадцатъ детишков задушил. — Ой-ой-ойенъки. А мой-то правнучек как раз на энту самую дистеку и ходит. — Ты ему, Матвевна, строго-настрого запрети туды ходить. — Дак разве ж он послушает? Мотнет хвостом — и нетути. — Вот така теперича нонешняя молодежь, — сменила тему первая старушка. Всё бы им трястись на энтих бесовских дистеках. Не то что в наше время. Бывалыча слова лишнего боишься сказать. А чичас болтают почем зря… — И говорят-то чудно, — подхватила вторая старушка. — Вроде по-русски, а не понять. Мой правнучек намедни мне сказал: «Отслюнявь пятнаху, хочу на тусняке оттопыриться». Веришь, нет, Лексевна, я токма одно словечко и поняла: «Хочу». — Да, Матвевна, совсем другая жисть подошла. Пора нам, видно, с тобой помирать. — А как тут помрешь, Лексевна, ежели бог смерти не дает. Живой в гроб не ляжешь. Старушки замолчали. |
