Показалось, будто он поднес к губам руку, и меня испугал сухой короткий кашель, неожиданно прозвучавший из передатчика, который стоял между Стейнгером и Наденбаргером на ровном месте в нескольких футах от небольшой бровки.

– Прямо там разговаривайте, – тихо умолял Стейнгер. – Прямо там. Ради Бога, не садитесь в машину. Нам надо, чтоб вы разговаривали прямо там…

Шли минуты. Потом вдалеке показалась машина, поднимавшая на большой скорости тучи пыли. Тормознула, свернула в ворота. Красный фургон “фолкон”. Когда я в последний раз видел его на ходу, в нем сидели дочери Хелены.

Фургон проехал тем же путем сквозь траву, каким двигался Брун. Описал вокруг дерева круг пошире в другом направлении, остановился с нашей стороны, но не загородил поле зрения.

Стейнгер опустил бинокль, отложил, включил старенький магнитофон, работавший сейчас на батарейках, подключил приемник, снова взглянул в бинокль и сообщил:

– У Дэйва в руках пистолет.

Из динамика с сильным резонансом раздался голос Бруна, кричавшего через залитое солнцем пространство:

– Может, выключишь мотор и выйдешь? Пайк находился слишком далеко от микрофона, ответа слышно не было.

– Беседуйте в тени, братцы, – заклинал Стейнгер. – Поговорите в тени под чудесным высоким деревом.

– Я хочу, чтоб ты как следует рассмотрел пистолет. Том! – кричал Брун. – И не выкидывай фокусов, пока кое-чего не услышишь. Если я не звякну сегодня в одно место, к государственному прокурору отправится со специальной доставкой письмо на восьми страницах. Я полночи его писал. А теперь брошу пистолет в свою машину, и можно будет поговорить о делах.

Следя за далекой сценой, мы увидели, как оба медленно направляются в тень большого дуба.

– Вот и прекрасно, – шепнул Стейнгер.

Голос Бруна звучал в динамике на удивление ясно и четко.

Тон спокойный.

– Отдаю тебе должное, Том. Здорово меня нагрел. Мне никогда даже в голову не приходило, будто в той бутылке не то, чем ты пичкал жену. Что это за чертовщина?

– В основном окись азота. По моим расчетам, должна была разъесть свинцовый колпачок приблизительно через двадцать четыре часа.

– Откуда ты мог точно знать, когда велел ее спрятать, что я поставлю бутылку в свой сейф?

– Я не знал. Если б ты ее туда не поставил, я нисколько бы не пострадал, правда?

– Зато был уверен, что я пострадаю. В сейфе все превратилось в вонючую грязную кашу. Бумаги, пленки, фотографии, чертовская куча наличных. Эта дрянь даже уголок сейфа проела. Женщина в банке прямо взбесилась из-за вони. Дело в том, Пайк, что погибла куча вещей, не имеющих ни малейшего отношения к нашим с тобой делам.

– Ты меня вынудил принять меры, Дэйв.

– Это еще почему?

– Слишком дорого обходился. Я не мог себе это позволить.

– Когда стояла очередь желающих отдать тебе свои сбережения?

– Ты отхватывал такие куски, что я даже не видел прибыли. А потом источник пересох. Пришлось выбивать у тебя рычаги управления.

– Ничего не вышло. У меня память хорошая. Я изложил кучу фактов в письме. Их можно проверить. Ты только себе осложнил жизнь, Пайк. Я ведь верну все деньги, сожженные этой чертовой кислотой, и начну с тридцати тысяч, которые тебе, черт возьми, стоило прихватить с собой.

– Дела чересчур осложнились. Я их не привез.

– Тогда я спущу воду, приятель, и смою тебя в унитаз.

– Я так не думаю.

– Почему же?

– Потому что ты только наполовину умный, Дэвид. Но достаточно, чтобы оценить сложившееся в данный момент положение.