- Я на секундочку. - Чернокожая вышла в коридор.

- Вах! - растерянно проговорил Фарид. - Это кто - такой черний-черний? И на нашем, на русском говорит!

- Але! - Маша прикрыла ладонью рот, чтобы не кричать на всю больницу. - Это Мэри. Я на работу больше не выйду… Нет! И не жди меня. Никогда не жди! Не волнуйся - проживу как-нибудь. Без твоих сраных денег обойдусь. Сам ты проститутка! Да пошел ты! Скотина!!!

Выключив трубку, она замахнулась и со всей силы шарахнула мобильник об пол. Элегантный пластиковый корпус не выдержал столь мощного удара, и творение южнокорейских электронщиков разлетелось на мелкие детали и детальки.

- Слющий! - вышедший на шум Фарид глазам своим не верил. От его любимой трубки остались лишь воспоминания. - Зачем так сделиль? Совсем пляхой! У-у, чорний!

- Сам ты - черный! - Маша-Мэри хотела еще и ругнуться по-взрослому, но вовремя спохватилась. - Ой, извините меня, пожалуйста! Я сама не знаю, как это получилось! Сейчас! - она присела на корточки. - Сейчас я все это вам соберу!

- Вах! - возмутился Фарид. - Соберет она! Спасибо! - произнес со спокойным достоинством. - Сдачи не надо! - и вернулся к оставленной Вере.

До Маши наконец-то дошло, какую чепуху она сморозила. Постояв немного в растерянности, она в последний раз бросила взгляд на кучу раздолбанных деталей, которые еще совсем недавно назывались телефонным аппаратом мобильной связи, и пошла к палате, в которой ее ждал Сергей Лопатин. У дверей по-прежнему дежурили двое. Но чернокожую девушку пропустили беспрепятственно, лишь понимающе подмигнув.

- Все, Сережа, - произнесла она твердо и решительно, присаживаясь на стул рядом с кроватью. Так - напряженно выпрямив спину и нервно перебирая пальцами - обычно держится неподготовленная ученица перед строгим экзаменатором. - С прошлым покончено. Начинаю новую жизнь.

- Новую? - улыбаясь, спросил Серега.

- Новую! - почти торжественно произнесла Маша.

- Тогда иди сюда! - шутливо зарычал он, набрасываясь на девушку с поцелуями и объятиями.

И снова на потолочный плафон полетело тонкое и легкое, как пух, шифоновое платьице. Летучее оно какое-то…

Уже близилась осень. И, хотя дни еще изредка выдавались сравнительно теплые и местами ясные, к вечеру, как правило, начинал моросить дождик. С Финского залива тянуло холодным и порывистым ветром. На деревьях появлялись желтые листья, каркали беспардонные вороны, возмущаясь наглостью жирных помоечных конкуренток-чаек, которым лень было таскать свежую рыбу из Невы.

Черный джип с выключенными фарами и габаритными огнями медленно подкатил к тротуару и плавно остановился в стороне от китайского ресторана, в который тремя часами раньше вошел Филимонов с женой Ингой.

- Может, не здесь? - спросил Женя Усольцев Таганку. - Щас толпа пьяная повалит из кабака. Сто процентов - засветимся.

- Конечно, не здесь. - сухо ответил Андрей. - Я отведу его в сторонку.

- А я? Я с тобой пойду.

- Никуда ты не пойдешь, парень. Это дело я должен сделать своими руками. И Фергане обещал. И вообще.

- Рискуешь, братуха. Мусора - народ хитрожопый. Можешь нарваться.

- Ты мне тут гнилой базар не разводи, ладно? Я получше тебя ментов знаю. Лучше вот что. Как только этот Петруха выйдет из харчевни со своей телкой, ты не шуми и с места сразу не трогай. Обожди немного. Потом поедешь через Кронверкскую…

…А Филимонов гулял по полной программе.

За столом сидел угрюмо и методично, с расстановкой уничтожал блюдо, которое называется «свинина по-сычуаньски». Огромная такая лохань с жирным-прежирным бульоном, в котором плавают всякие овощи и куски отварного мяса со специями.

Одно в этой еде не нравилось Филимонову: пить можно сколько угодно, а кайфа никакого. Запиханные в организм калории к чертовой матери глушат воздействие алкоголя.