— Может, ты плохо сегодня припудрила носик? — продолжала заботливо ворковать сестра мужа, отчего Сесилии становилось только тоскливей. — Ты сегодня на себя не похожа. Плохо выглядишь…

— Я выгляжу так, как последние три года, — тихо произнесла та. — А насчет моего лица… Может, ты забыла, но несколько лет назад люди Яна изрядно постарались испортить его! Сломанный нос заживал полгода.

— Сесилия, что случилось?! — вспылил муж.

Холодный и неприветливый взгляд Патрика заставил ее остудить огненный пыл. И от этого серая, вязкая тоска навалилась с новой силой. Не выдержав угнетающего состояния, миледи Вэндэр негромко заговорила:

— Так странно, ведь прошло всего несколько лет, а я так сильно изменилась.

Теперь Патрик и его сестра смотрели на нее колючими и отчужденными глазами. Особенно Патрик. Он осуждал ее, словно судья перед вынесением приговора.

— Я говорю, что три с небольшим года назад моя жизнь сводилась к постоянной войне, а сейчас… — она запнулась, не решаясь продолжать. — Знаешь, иногда у меня такое чувство, что Рыжей Мэри была не я, а кто-то другой.

Наступила тишина. Сесилия вздохнула и, стянув с правой руки перчатку, начала разглядывать синюю татуировку в виде якоря, разбивающего связанную в узел цепь. Медленно и тихо она добавила:

— Это да, пожалуй, шрамы — единственное, что связывает меня с прошлым.

Муж хотел что-то сказать, но в этот момент карета остановилась возле оперы, и услужливый лакей отворил дверцу. Трое мрачных господ покинули карету, обстановка в которой накалилась до предела. Семья шла молча, избегая взглядов и стараясь не выдавать внутренних волнений каждого. Пройдя по лакированному паркету холлов, Вэндэры заняли свою ложу. Вскоре началось выступление примы. Никто из Вэндэров не слушал ее, каждый был погружен в свои нерадостные думы. Когда затянувшееся представление было окончено, мисс Вэндэр направилась поговорить со своими друзьями, оставляя семейную пару наедине.

— Сеси, что происходит?! — требовательно обернулся к жене Патрик, — ты весь день сама не своя. И зачем ты подняла эту тему при Мангале? Ты знаешь, как болезненно она относится к твоему прошлому.

— Ты стесняешься меня? — с вызовом и легкой улыбкой осведомилась та.

— Ты знаешь, что нет.

— Тогда почему ты избегаешь говорить о моем прошлом?! Почему?!

— Сеси, прошу, успокойся, — примирительно улыбнулся милорд Вэндэр, оглядываясь по сторонам. — На нас смотрят.

— Значит, тебя больше волнует то, что о тебе подумают другие, а не твоя жена?!

На лице милорда Вэндэра выступили красные пятна.

— Пат, это не только мое прошлое, но и твое тоже; или ты забыл, что с нами было?.. — невольно миледи Вэндэр увидела лицо мужа и осеклась.

— Послушай, Сеси, я ничего не забыл, но прошу, не надо говорить об этом при моей сестре, — он невольно понизил голос до шепота. — Ты знаешь, как долго она привыкала к тебе и как болезненно для нее всякое напоминание о твоем происхождении.

— Для нее ли одной? — прошептала жена.

Патрик ничего не ответил. Сесилия сжала зубы и, опустив голову, замолчала.

— Что было, то прошло, — попытался примириться Патрик, чувствуя, что происходит непоправимое. — Поздно жалеть о былом. Прошлое не вернуть, Сесилия.

— А ведь когда-то ты говорил иначе, — с тоской протянула миледи Вэндэр.

Повисла напряженная, неловкая пауза. В эту минуту в ложу вернулась Мангала и объявила:

— Я пригласила к нам гостей — это Темполтоны.