Он смотрел на меня и улыбался. Никогда раньше не видел, чтобы толстые люди так по-мефистофельски улыбались...

И он умудрился меня уговорить. Остался даже ночевать, что, впрочем, мне, размякшему от теплого пива, а потом, от неизвестно откуда взявшейся холодной водки, было практически безразлично.

* * *

Проснулись далеко за полдень. Лёва долго вычерчивал маршрут по возникшей из неизвестного пространства карте, что-то втолковывал мне, похмельному и разбитому, заставлял собирать вещи, выталкивал из квартиры... мне же было самоубийственно тошно.

- Ты смотри сюда, - Лёва развернул карту на багажнике моей дряхлой Нивы, - вот здесь сворачиваешь налево и вверх, дорога, конечно, паршивая, но где в горах найдешь хорошую? и все время вверх, там увидишь указатель: "Участки художественного общества "Пастораль", мой шестой, в самом отдалении, у озерца, ключ у охраны возьмешь, я предупрежу. Все, давай, катись с ветерком.

С этими словами он запихал меня в машину, швырнул на сидение рядом карту, грохнул дверью, и снова улыбнулся своей невыносимой улыбкой.

Погода хмурилась, небо куксилось.

- Спасибо, - выдавил я и поехал, даже не предложив подвезти.

И не сожалел. Общество Дондерфера всегда давалось мне с трудом, я не знал, как это объяснить: вроде бы душа - человек, талант, каких поискать, а выносил я его с тяжестью. Наверное, потому, что Лёва всегда был вроде как на ладони... ан нет - ускользал подлец газообразным веществом...

Через час я заметил, что выехал вообще не на то шоссе, пришлось вернуться в город. К этому времени погода испортилась окончательно, расплакался сентиментальный южный дождик, и влажная духота лениво заползла в салон машины. На автоматизме я выбрался на нужную дорогу, не совсем отдавая себе отчета, зачем я вообще туда еду. Все время хотелось вымыть руки и уснуть в чужом доме, под сочувствующими взглядами незнакомых людей...

Дождь усиливался, я ехал, время от времени, бросая взгляд на карту, но мой отъявленный топографический кретинизм, вкупе с нежеланием чего бы то ни было вообще и в частности, привели к логическому результату - я заблудился. Скорее машинально, нежели действительно пытаясь отыскать участки художников, объездил с десяток горных дорог и воистину козлиных троп, пока не начало смеркаться. Небо разразилось сплошным белым ливнем, таким сильным, что дворники работали только для собственного успокоения. Надо было выбираться на трассу и возвращаться домой, да купить по пути вина... белого...

Ехал практически вслепую, не боясь, впрочем, врезаться в кого-нибудь, забрался я в такую глухомань, что любую встречную машину посчитал бы за благо - хоть бы подсказали, как выехать на шоссе. И на одной из козлиных троп я логически застрял. Колеса истерично буксовали, "российский джип" перестроечного периода потерпел полнейшее фиаско на подраскисшей черноморской земле. Подергавшись еще немного в напрасных попытках освободиться, я выключил зажигание и предался меланхолии под издевательский грохот дождя, который так и барабанил по крыше авто: " до-н-де-р-фе-р... до-н-дер..." Под этот перезвук-перестук я незаметно для себя заснул за рулем...

* * *

Солнце билось в лобовое стекло и размеренно постукивало в ветровое. Я разлепил веки и, сквозь беспомощный прищур, разглядел свежевымытое утро, и чье-то лицо, замутненное разводами на стеклах. Некто стучал, и что-то говорил, а я никак не мог проснуться. Наконец догадался открыть дверь и выбраться наружу. После влажной, почти банной духоты салона последождливая свежесть слегка оглушила, захотелось тряхнуть ближайшую древесную ветку принять душ, а после уже...

- Извините, пожалуйста.

Я обернулся. Оказалось, лицо за стеклом не было остатками снов, подле моей Нивы стоял высокий широкоплечий мужчина, как мне показалось, в темно-зеленом джинсовом плаще... или пальто?

- Да? - я хлопал ресницами и дышал, будто похмелялся.