– Это очки. Забавные такие, круглые. И разбитые.

Надо же, и в самом деле очки. В нашем бывшем мире их почти никто не носил, по крайней мере с лечебными целями – технологии ушли далеко, зрение с легкостью корректировалось специальной техникой, да и фармакология развивалась. Синтетические хрусталики, нанокорректировка роговицы – это было куда дешевле линз и всего остального, один раз сделал – и порядок. Очки стали аксессуаром, частью образа. Да я и сам их носил исключительно из соображений представительности, ну и потом – они мне шли.

Вот только здесь был явно не аксессуар с ультрамодной оправой. Да и оправой как таковой здесь и не пахло – несколько потемневших кусочков алюминия поддерживали большие круглые стекла, точнее, их остатки. И я буду не я, если одно стеклышко не было разбито пулей, только она оставляет такой след и такую аккуратную дырку в стекле. И все на мелкие брызги разлетится, стоит только дырку тронуть. Досадно.

А вот второе стекло было просто разбито. Может, от падения владельца на землю, может, потом по этим очкам кто сапогом прошелся. Но часть осколков осталась в оправе, и на один из них напоролся наш археолог.

– Удачно. – Я аккуратно пошатал в оправе самый крупный осколок, вынул его и, прислонив к глазу, посмотрел на Павлика. Сквозь него уши парня мне показались просто слоновьими. Смешно.

– А чего удачного? – не понял юноша. – Разбитые очки. Мусор.

– Павлик, мальчик мой… – Я вздохнул. – Нет у нас сейчас мусора и, подозреваю, еще долго не будет. Все в дело пойдет, ведь сами мы произвести ничего не сможем, поскольку таким вещам не обучены-с, наша цивилизация состоит не из мастеров, а потребителей. А значит что?

– Что? – поинтересовалась Настенька.

– Значит, будем существовать на той материальной базе, которую отыщем. Как потопаем, так и полопаем. Нет, рано или поздно непременно появятся и кузнецы, и сапожники, и даже кондитеры, но до той поры всякая находка будет даром судьбы. Ну, я так думаю.

– Но от этого-то какой прок? – Павлик показал на осколок стекла.

Вместо ответа я схватил его за руку, вывел из-под деревьев, глянул на небо и поднес осколок стекла к его плечу. Солнечный луч, как и положено, превратился в яркую точку на его коже.

– Ай, – через несколько секунд завопил Павлик. – Все, я понял!

– Вот! – назидательно поднял я палец. – Это, сынок, наш вечерний костер. С тебя и Трифона – дрова к нему.

– Я стекло нашел, я дрова таскай, – проворчал юноша. – Несправедливо.

– Согласен, – признал я. – Нашел ты, а потому сегодня от сбора дров освобожден. Все, копай ямку дальше. Настя, ты давай ройся с ним по соседству. А я пойду вон туда, посмотрю, что там за холмик такой.

Ребята отправились каждый в свой окопчик, я же двинулся к замеченному мной небольшому курганчику – не давал он мне покоя. Не вписывался он в этот ландшафт, он был нелогичен.

Здесь явно проходила линия обороны, причем не исключено, что последняя для какого-то воинского подразделения, иначе чего бы им окапываться не у дороги, не у переправы, а в лесу? Здесь кто-то вцепился зубами в кусок земли и держался до последнего.