– Дацан? – Парни резко остановились и в ужасе округлили глаза. – Так ты туда ходил?!

Баурджин слабо улыбнулся:

– Да… Говорят, там много всяких сокровищ…

Это он врал, вовсе не сокровища его интересовали, а волшебная хрустальная чаша, про которую как-то рассказывала старая колдунья Кэринкэ. Говорят, кто попьет воды из той чаши, тот станет сильным и смелым воином, багатуром степей. Вот как раз этих-то качеств – силы, храбрости, уверенности в себе – остро не хватало Баурджину. За ними и шел, не побоялся ни ночи, ни злобных демонов Оргон-Чуулсу. И нарвался-таки на отряд кераитов – правду говорили, что их видели на дальних пастбищах. Не иначе, явились воровать скот. Это плохо. Если их много – придется уходить, откочевывать, бросив летние пастбища по берегу реки Халкин-Гол.

– Да, скорее всего, придется откочевать, – вздохнув, согласился Гаарча. – Чувствую, эти гнусные кераиты вряд ли дадут нам покой, слишком уж далеко мы ушли от своих родовых земель, от долин рек Орхон и Онгин. Здешние реки – Керулен и Халка – Халкин-Гол, как и светлое озеро Буир-Нур, – владения монгольского рода Борджигин, а не найманов. Род старого Олонга здесь так, гости, которых пока терпят, но что будет потом – известно одному Богу!

Баурджин – к удивлению Ивана – попытался перекреститься (это монгол-то!), но, едва подняв руку, тут же вскрикнул от боли.

– Лежи, лежи, – ухмыльнулся Гаарча. Тощий и длинный, он напоминал высохший озерный тростник. – Не дергайся. Мы б тебе, конечно, вытащили стрелу – да боимся, не донесем, изойдешь кровью. Уж пусть лучше это сделает Кэринкэ, а мы просто помолимся, верно, ребята?

Остальные – толстощекий коротышка Хуридэн и пепельноволосый – да-да, именно так – Кэзгерул Красный Пояс – кивнули, и, не останавливаясь, на ходу зашептали молитвы. А с ними и Баурджин…

– Господи, Иисусе Христе…

Вот как, оказывается – эти самые кочевники-найманы, к которым принадлежал Баурджин и его приятели, были христианами… как и часть кераитов и соседних уйгуров! Правда, не все роды, некоторые исповедовали буддизм, а многие – как монголы – были язычниками, то есть вообще не поймешь во что верили – поклонялись каким-то деревьям, ветру, воде… и небесному богу Тэнгри. И никогда не мылись, считалось, что вода – это потоки Бога, и вовсе ни к чему их загрязнять. Исповедовавшие христианство найманы за глаза обзывали монголов немытыми, однако ссориться с ними не рисковали, уж больно те стали сильны в последнее время, сплотившись под девятихвостым знаменем молодого вождя Темучина… Постойте, постойте… Иван – Баурджин – напрягся: ведь Темучин, это, кажется, не кто иной, как сам Чингисхан! Или – будущий Чингисхан, ведь кто знает, какой сейчас год?

И снова все тело пронзила дикая боль, Баурджин выгнулся, закричал, закатывая глаза… и мечтая сейчас об одном – лишь бы этот дурацкий сон поскорей кончился!

– Вовремя тебя принесли, парень, – закашлявшись от едкого дыма, пробормотала страшная беззубая старуха в рубище, но с золотым монисто на шее. Взяв с земляного пола деревянную плошку, она зачерпнула ею дымящегося варева из висевшего над очагом котла и, протянув Баурджину, прошамкала:

– Пей!

Парень послушно выпил, прислушиваясь к своим ощущениям. На вкус варево казалось мерзким до чрезвычайности, а значит, наверняка было полезным.