Естественно. Сколько нужного и важного я тогда сделал! Как же такого замечательного человека не почитать?

— Насколько мне известно, — продолжил я уже в полной тишине, потому что на тетрадь теперь смотрели с неподдельным интересом, растерянностью и даже нескрываемым вожделением, — эти записи попали в семью Невзунов несколько… нечестным путем.

Ну это я еще преуменьшил. Вон как неверяще округлись глаза Лонера. «Ты правда собираешься это сделать?!» — говорил весь его вид. На что я едва заметно сощурил глаза, и лицо старого мэтра вновь превратилось в непроницаемую маску.

— Поэтому я и решил взять их в академию. Это считавшиеся утерянными записи бывшего главы Темной гильдии — мэтра Валоора да Шеруга ван Иммогора. Чистовые записи, как вы понимаете, которые я решил и, как мне кажется, просто обязан передать в достойные руки.

— Гираш, ты сошел с ума! — тихо взвыл под мантией Нич и от избытка чувств царапнул мне живот острым когтем. — Ты что творишь, придурок?!

Мастер Лиурой, словно услышав этот беззвучный вопль, подался вперед, буквально пожирая глазами записи, но граф Экхимос, чуть наклонившись влево, что-то коротко шепнул ему на ухо, и светлый внезапно замер. Всего на секунду-две, не больше, так что во всеобщей суете, когда все таращились на Ворга, этого никто не заметил. Затем он медленно-медленно скосил глаза на лучащееся доброжелательностью лицо соседа, на губах которого играла легкая улыбка. Еще медленнее выдохнул и, сообразив, что ведет себя подозрительно, вновь выпрямился в кресле.

Я же сердито хлопнул ладонью по мантии, замаскировав свою месть таракану еще одним поклоном, а потом повернулся к Воргу и негромко напомнил:

— Мастер? Вы хотели передать записи господину ректору.

— Да-да! Позвольте взглянуть и мне! — тут же оживился граф де Регилль, протянув руку за редкой вещицей.

После таких действий со стороны высокого гостя старый целитель наконец опомнился и осторожно, держа тетрадь за краешек корешка, передал ее мастеру Крашу.

— Простите, коллега, но с этими знаниями лучше знакомиться, имея на себе соответствующую защиту. Не знаю, конечно, насколько я прав, но рисковать не советовал бы никому. Фалькус, взгляни сам: мне кажется, это похоже на правду. По крайней мере, печать та самая. Краш, ну что вы застыли?! Помогите!

Алхимик пугливо принял опасную ношу, поспешно вскочил, явно собираясь вприпрыжку отнести тетрадь к столу, но, повинуясь знаку ректора, тут же сел обратно, передав тетрадь фон Бердену, тот, соответственно, отдал ее де Фоль, она, естественно, маркизе, а та уже с сомнением переправила ее магистру.

Когда ректор аккуратно развязал бережно затянутые тесемки и, пролистав первые несколько страниц, помрачнел, мастер Ворг кинул на меня такой взгляд, что сразу стало ясно — старик уже жалеет, что взял меня учеником. Особенно после того, как я во всеуслышание признался в любви к… себе самому. А ректор, бегло просмотрев аккуратно расчерченные графики, таблицы и уравнения, рядом с которыми иногда встречались пояснения и рисунки, тяжело вздохнул и на миг прикрыл глаза.

— Ты прав, Ворг. Это действительно они.

В комнате мгновенно стало шумно. Преподаватели завертелись в креслах и подняли крик, торопясь обсудить со всеми сразу свои мысли по данному поводу. Маркиза де Ракаш с ненавистью косилась на злополучную тетрадку, будто подозревала, что внутри описан тысяча и один способ расчленения новорожденных младенцев. Леди де Фоль молчала, вопросительно поглядывая то на мои записи, то на ректора. Мастер фон Берден о чем-то заспорил с сидящим через кресло алхимиком, который, метая пламенные взоры на раскрасневшуюся маркизу, очень уж явно пытался вовлечь ее в беседу. Зажатый между ними Свим аж вжался в спинку, чтобы стать как можно незаметнее, и, казалось, страстно мечтал отсюда исчезнуть.