И не смотря на то, что обе стороны гарантировали друг другу право на свободный транзитный проезд по бывшим территориям, такой расклад не мог не беспокоить красных… Но то, что предлагала коалиция, было слишком заманчиво. И Красная Линия не устояла. Больше всех от мирного соглашения выигрывала, конечно, Ганза, которая теперь могла беспрепятственно замкнуть кольцо, сломав последние препоны на пути к процветанию. Договорились и о соблюдении статуса кво, и о запрете на ведение агитационной и подрывной деятельности на территории бывшего противника. Все остались довольны. И теперь, когда и пушки и политики замолчали, настала очередь пропагандистов, которые должны были объяснить массам, что именно их сторона добилась выдающихся дипломатических успехов, и, в сущности, выиграла войну.
Прошли годы с того памятного дня, когда сторонами был подписан мирный договор. Статус кво соблюдался обеими сторонами: Ганза усмотрела в Красной Линии выгодного экономического партнера, а та оставила свои агрессивные намерения: товарищ Москвин, генсек Коммунистической Партии Московского Метрополитена имени В. И. Ленина, диалектически доказал возможность построения коммунизма на одной отдельно взятой линии и принял историческое решение о начале оного строительства. Старая вражда была забыта»
Этот его рассказ Артем запомнил крепко, как старался запоминать все, что отчим говорил ему.
– Хорошо, что у них резня кончилась… – произнес Петр Андреич.
– Полтора года ведь за Кольцо ступить было нельзя – везде оцепление, документы проверяют по сто раз. У меня там дела были в то время – и кроме как через Ганзу, никак было не пройти. И пошел через Ганзу. И прямо на Проспекте Мира меня и остановили. Чуть к стенке не поставили.
– Да ну? А ты ведь не рассказывал этого, Петр… Как это с тобой вышло? – заинтересовался Андрей.
Артем слегка поник, видя, что переходящеее знамя рассказчика беспардонно вырвано из его рук. Но история обещала быть интересной, и он не стал встревать.
– Как‑как… Очень просто. За красного шпиона меня приняли. Выхожу я, значит, из туннеля на Проспекте Мира, на нашей линии. А наш Проспект Мира тоже под Ганзой. Аннексия, так сказать. Ну там еще не очень строго – там у них же ярмарка, торговая зона. Ну, вы знаете, – у Ганзы везде так: те станции, которые на самом Кольце находятся, – это вроде их дом, в переходах с кольцевых станций на радиальные у них граница, – таможни, паспортный контроль…
– Да знаем мы все это, чего ты нам лекции читаешь… Ты рассказывай лучше, что с тобой произошло там! – перебил его Андрей.
– Паспортный контроль! – повторил Петр Андреич, сурово сводя брови. Теперь он был должен досказать из принципа. – А на радиальных станциях у них ярмарки, базары… Туда чужакам можно. А через границу их – ну никак.
– Да что ты будешь делать! – возмутился Андрей.
– Что с тобой случилось‑то, ты можешь мне сразу сказать, или нет? Чего ты тянешь?
– Ты не перебивай меня. Ты хочешь слушать – слушай. А не хочешь – сиди вот, чай пей. Развоевался тут!
– Ладно, ладно… Молчу я. Молчу. Нем, как лосось дальневосточный, консервированный, – примирительно сказал Андрей. – Продолжай.
– Ну вот… Я на Проспекте Мира вылез, было у меня чая с собой полкило… Патроны мне нужны были, к автомату. Думал сменять. А там у них – военное положение. Боеприпасы не меняют. Я одного челнока спрашиваю, другого – все отнекиваются, и бочком‑бочком – в сторону от меня отходят. Один только шепнул мне: «Какие тебе патроны, олух… Сваливай отсюда, и поскорее, на тебя, наверное, настучали уже. |