– Вон ваша жена, сеньор, – холодно произнес мексиканец.

Хилгард повернулся. Стройная, привлекательная женщина лет за тридцать с короткими волнистыми волосами и внимательным открытым лицом пробиралась в их сторону мимо беспорядочно расставленных сувенирных киосков у входа на стоянку.

– Тед! – крикнула она. – Я здесь!

Хилгард смотрел на нее в полном недоумении: никогда раньше он не встречал эту женщину. Когда она подошла, он все же заставил себя улыбнуться.

Что можно сказать в такой ситуации, если он даже не знает, как ее зовут?

Извините, мадам, но я вовсе не ваш муж? Может быть, подумалось ему, это какая-нибудь телевизионная программа, из тех, чьи создатели разрабатывают сложные сценарии, чтобы разыграть ничего не подозревающую жертву, и он оказался в центре подобного розыгрыша? Видимо, когда им надоест эта игра, его завалят призовыми образцами домашней утвари и билетами бюро путешествий… Извините, мадам, но я на самом деле не тот, кто вам нужен, хотя зовут меня точно так же и мы невероятно похожи… Так и сказать?

Она подошла ближе и заговорила:

– Жалко, что ты не полез со мной на пирамиду. Знаешь, что там происходило последние полчаса? Празднование весеннего равноденствия. Это какой-то ацтекский обряд. Благовония, ритуальное пение, зеленые ветви, две белые голубки, которых только что отпустили… Захватывающее зрелище, и я засняла на пленку практически все. Подержи, пожалуйста, – без перехода добавила она, снимая с плеча тяжелую сумку с аппаратурой и вручая ее Хилгарду. – Боже, какая жара! Тебе понравился тот храм? Мне очень не хотелось тащиться туда по жаре пешком, и я надеюсь, что не пропустила ничего…

– Уже поздно, миссис. Мы едем в город? – вмешался в разговор водитель, стоявший неподалеку.

– Да, конечно. – Она заправила в брюки выбившиеся полы рубашки, взяла из рук Хилгарда сумку с камерой и двинулась вслед за водителем к «Фольксвагену». Хилгард продолжал в растерянности стоять на месте, тщетно высматривая на стоянке Чучо с его старым черным «фордом» и лихорадочно пытаясь сообразить, как ему поступать дальше. Сделав несколько шагов, блондинка обернулась, нахмурилась и спросила:

– Тед? В чем дело?

Хилгард издал какой-то невразумительный звук и в замешательстве махнул рукой. Может быть, сказал он себе, на него нашло затмение? Или же приступ головокружения у храма Кецалькоатля случился из-за солнечного удара, и теперь у него отшибло память? Может быть, она действительно его жена?

Хилгард был совершенно уверен, что прожил холостяком всю свою жизнь, за исключением тех восьми месяцев с Беверли двенадцать лет назад. Он вполне отчетливо представлял себе свою холостяцкую квартиру на Третьей авеню: три симпатичные комнаты, картины, небольшой шкаф со статуэтками доколумбовой эпохи. С такой же легкостью в памяти всплывали любимые рестораны, которые он посещал со знакомыми женщинами – Джудит, Джейн, Дениз. Эта живая, бойкая блондинка совсем не вписывалась в его воспоминания, и все же…

Он совершенно не представлял, что делать дальше. Пальцы рук дрожали, ноги превратились в застывшие глиняные глыбы. Словно в полусне, Хилгард двинулся к «Фольксвагену». Открывая дверцу машины, водитель бросил на него презрительно– ядовитый взгляд, предназначенный, видимо, для тех гринго, которые так набираются в середине дня, что даже не могут вспомнить, есть у них жена или нет.

Всю дорогу до Мехико женщина оживленно говорила об их планах.