Пока Джон Кей переваривал свалившиеся на него новости, я поспешил в Лефортово. Вроде бы Беринг явился, и я собирался его сегодня принять. Да еще разбирательство по делу Козыревского предстояло – тот еще геморрой. Но когда я вскакивал на Цезаря, мне постоянно вспоминалось лицо Кея, когда ему про указ насчет мытья объясняли.

Закон о запахах немытых тел никто не отменял, наоборот его расширили, на всех, способных обеспечить себя мылом граждан. Несколько примеров того, что я не шучу и выпорю любого, включая лучшего друга за ослушание, были весьма показательными. Рисковать никто не хотел, потому что наказание вроде бы и не сильное, но дюже обидное и унизительное. Да еще и ржать над неудачником потом будут, когда его через весь город к царевым конюшням протащат. Так что по крайней мере в Москве все уже привыкли. Другое дело, что иногда запахи невозможно скрыть, да и освежиться не всегда удается, но я выдал купленные дезодорант и депилятор парфюмерам, и приказал разобраться к тому моменту, когда будет построен мыльный завод, который я намереваюсь превратить в косметологический гигант – со временем, конечно. Но некоторые виды продукции можно уже сейчас пробовать выпускать. Да и к тому же, насколько я помню, мыло варили изготовители свечей, параллельно, так сказать. Я нашел заброшенную усадьбу недалеко от Москвы, заприметил ее еще в то время, когда возвращался из поездки, приказал узнать ее подноготную, слишком уж она заброшенной выглядела. Оказалось, что так оно и было. Усадьбу у кого-то конфисковал еще Верховный тайный совет, да так про нее и забыли все. Так что строить ничего не пришлось. Деньги Елизаветы пошли на приведение усадьбы в порядок, а также на закупку ингредиентов, и, мой персональный бзик, устройство лабораторий. Пока все это налаживалось, а по моему повелению всех мастеров свечных собрали вместе и предложили поработать на меня. Именно на меня, на Петра Романова, а не на государя императора. Я решил понемногу начать отделять личные финансы царской семьи от государственных, но для начала нужно было создать основу, что-то, с чего я буду получать личный доход. И мыльное производство – это была первая ласточка в моей предпринимательской карьере. Также мне будет принадлежать эта самая экспериментальная мануфактура. Но тут я на большие доходы не рассчитываю, просто мне нужен был этакий полигон для испытаний новинок, которые начали появляться, и не все из них были бесполезны.

Практически не останавливаясь, мы с моей охраной домчались до Лефортовского дворца, который мне уже домом родным стал.

Прямо в холле меня ждал Ушаков, который мерил просторное помещение шагами, хмурясь и практически комкая в руке лист бумаги. Странно, что этот лист лежал не в знаменитой папке, и странность номер два заключалась в том, что всегда невероятно сдержанный Андрей Иванович сейчас был возбужден вне всякой меры.

– Случилось что, Андрей Иванович? – спросил я его на ходу, стягивая с рук перчатки. – Уж слишком ты на льва в клетке похож. Был бы у тебя хвост, то сек бы им направо и налево, я просто уверен в этом.

Вместо ответа Ушаков протянул мне ту самую бумагу. Заинтригованный выше всякой меры, я подошел к окну, присел на подоконник и принялся читать. Прочитал, завис на некоторое время, затем зачем-то поскреб бурое пятно, расползшееся в одном углу письма, и снова прочитал. Преувеличенно аккуратно сложил его и протянул Ушакову.

– Ты уверен, Андрей Иванович, что это правдивое донесение? Не подделка, подкинутая нам, а правда?

– Уверен, государь Петр Алексеевич, – Ушаков сжал губы. – Курьер, везший его предпочел погибнуть, но не отдавать письмо добровольно.

– Миниха ко мне, быстро! И Ласси!

Я отшвырнул перчатки, которые все еще держал в руках, даже не потрудившись посмотреть, куда они полетели. Эта поездка была спонтанной, и кроме гвардейцев личной охраны меня в ней никто не сопровождал.