— Даже необходимая смерть неприятна, печальна, — заметил Борн, морщась от всепроникающего запаха обгорелой плоти. — Это не то место, где стоит долго задерживаться.

Лостинг согласился и указал вдоль прохода, огибающего станцию.

— Я пойду в эту сторону, а ты в ту. Встретимся на том конце. Чем быстрее мы с этим покончим и отправимся домой, тем будет лучше.

Борн согласно кивнул и пошел в свою сторону. Лостинг дождался, пока тот исчезнет из виду, и пошел за Джелливаном.

Трупов попадалось много. Большинство было похоронено под обломками или оплавившимся металлом, либо сгорело практически дотла. Лостинг оценивал урон, который способны нанести фотоиды. А ведь ему довелось наблюдать, как любопытный фотоид потрогал щупальцем толщиной с дерево спящего охотника, после чего оставил его досматривать сны и дружелюбно отправился дальше. Другой же раз ему довелось видеть, как обычно миролюбивый гигант пришел в ярость, когда испуганный даевердон оттяпал ему полщупальца. Фотоид незамедлительно разнес в щепки всю верхнюю часть дерева, на котором жил хищник, после чего поймал и зажарил напавшего.

И все-таки, до чего же ему хотелось, чтобы был какой-то иной выход.

Они обследовали то, что раньше было дальним концом помещения для скаммеров. Быстрые разведывательные диски теперь трудно было узнать. У большинства прозрачные купола были разрушены, а изящные корпуса превратились в растекшиеся по полу металлические лужи. Вместе с ними расплавились останки двух великанов. Они так и сидели в круглой кабине, и кости их белели на фоне металла.

Если бы великаны не сопротивлялись так долго, фотоиды, скорее всего, быстро бы устали и уплыли в сторону своих южных гнездовий. А вместо этого перепуганные неуклюжие великаны сражались до последнего, хотя их красные лучи оказались до смешного бессильны против нервной системы прозрачных фотоидов.

Неожиданно Джелливан зарычал и прыгнул вперед. Фуркот учуял запах, но слишком поздно. Запах гари забивал все остальные. В верхней точке прыжка красный луч ударил его точно между глаз, и он безмолвно бесформенной кучей рухнул на пол. Лостинг вскинул снаффлер и выстрелил прежде, чем фуркот упал. Раздался характерный мягкий «пшик» лопающегося семени. В темноте неподалеку кто-то вскрикнул, и наступила тишина.

Из-за погнутой, вздыбленной секции пола возникла пошатывающаяся фигура. Это была Логан. Уронив пистолет, она обеими руками пыталась вырвать шип джакари из своей правой груди. На ее рубашке стало расползаться небольшое пятнышко крови. Она тупо уставилась на Лостинга. Охотник перезарядил трубку.

И тут второй луч ударил его сбоку, прошил кожу, кости, нервы, внутренние органы. Обычно шока от столь сильных повреждений бывает достаточно, чтобы убить на месте. Лостинг, однако, не был обычным человеком. Он упал на колени и медленно завалился налево. Он был все еще жив и обеими руками схватился за правый бок. Снаффлер со стуком упал на влажный металлический пол.

Логан удалось сделать пару заплетающихся шагов вперед, и она попыталась что-то сказать скорчившемуся на полу телу. Губы и язык ее двигались, но звуков не получалось. Потом глаза ее затуманились под действием мощного нервного яда, и она упала как подкошенное дерево.

Женщина лежала совершенно неподвижно, будто сломанная кукла. Одна рука была неестественно изогнута.

Из неосвещенного тоннеля неподалеку осторожно вышли две фигуры.

Кохома подошел к неподвижному телу Логан и встал рядом с ней на колени. Хансен же, едва взглянув на нее, направился к Лостингу. За ним, не нащупав пульса, зло выругался пилот-разведчик.

— Добрался он-таки до тебя, бедная Тими.

Начальник станции приближался к Лостингу, не сводя с него пистолета. В темноте наполненного смертью коридора громко разносилось дыхание охотника. Хансен лишился значительной части своей одежды и всех бюрократических замашек, он тяжело дышал.