Изменить размер шрифта - +
Они — лишь выродившиеся, регрессировавшие потомки нашего народа.

— А скажи-ка мне, Жан, — прошептала Логан, — это и в самом деле вырождение, регресс, или это — прогресс? Восхождение, но просто по другому, чуждому нам пути.

— А? Что ты сказала?

— Ничего, ничего. Я устала, только и всего.

 

 

Логан же очень хотелось разрешить один важный вопрос.

— Скажи мне, Борн, ты и твой народ верите в Бога?

— В Бога или в богов? — переспросил охотник. На вопрос он совсем не обиделся.

— Нет, в единого Бога. В единый, всемогущий, всевидящий разум, который направляет все события во Вселенной, все исчислил и у которого на все свой замысел.

— Но ведь это подразумевает отсутствие свободы воли у человека, — ответил Борн, в который уже раз поразив Логан весьма умным ответом.

— Некоторые с этим смирились, — заметила она.

— А я ничего этого не принимаю, как и те, кого я знаю, — ответил Борн. — Этот мир слишком богат и разнообразен, чтобы кто-то один мог все это исчислить. А ты говоришь, есть и другие миры, столь же сложные, как и наш. Нет, мы во все это не верим.

«Со всем этим уже можно спокойно отправляться к Хансену», — подумала Логан.

А Борн продолжал:

— Все это плохо. Вера в существование единого Бога подразумевает определенный набор этических и нравственных принципов, на которых можно основывать определенные правила жизни. Духовная же анархия делает работу с людьми гораздо сложнее. Тут уже не призовешь высшую силу в качестве ограничивающего фактора.

«Да, ну и проблема для Хансена и прочих ксеносоциологов, которых компания захочет послать для работы с народом Борна», — подумала Логан. Ока собралась было уходить, но потом передумала. Если бы ей удалось заронить хотя бы одно рациональное зерно в сознание Борна.

— Борн, а тебе не приходило в голову, что нам в пути сопутствует невероятная удача?

— Я бы не назвал ночевку на дереве силверслита удачей.

— Но ведь мы спаслись от него, Борн. И, кроме того, еще десяток, да нет, не один десяток раз мы могли погибнуть, а мы даже без серьезных ранений обошлись. Так, обычные синяки и шишки.

Борн задумался. А потом проговорил:

— Я — великий охотник. Лостинг — хороший охотник, а Руума-Хум и Джелливан мудры и опытны, так почему, собственно, нам не справиться со всеми этими трудностями? Вот мы и справились.

— И ты не находишь это странным, ведь никто из ваших людей не уходил из дома дольше, чем на пять дней. Я имею в виду тех, кто уходил и вернулся.

— Но ведь мы еще даже до цели не дошли и тем более не вернулись.

— Это верно, — признала Логан, пятясь к месту своего ночлега. — То есть, по-твоему, это не предполагает участия руководящей, направляющей силы, подобной Богу, того, кто всегда знает, что для тебя будет хорошо и следит за тобой.

Борн торжествующе посмотрел на нее.

— Никто нас не защитил, когда напали акади. Но я подумаю над тем, что ты сказала, — и он отвернулся от Логан.

Итак, заронить семя ей удалось. Довольная этим, и подумав, что Хансен наверняка похвалит ее за проделанную работу, Логан завернулась в плащ и закрыла глаза. На станции не было миссионеров, которые отблагодарили бы ее. Да и деятельность станции вряд ли бы освятила церковь.

Равномерный звук крупных дождевых капель, просачивающихся на этот уровень через миллионы листьев и лепестков, стеблей и сучьев, складывался в убаюкивающий ритм на кризис навеса из листьев, и Логан, наконец, удалось заснуть.

Быстрый переход