Отдышавшись, Кавказ попытался связаться по рации с базой, но сигнал оказался настолько слаб, что надежды быть услышанным не было никакой, и он решил добираться своим ходом. Путь домой оказался намного короче и быстрее, уже к полудню усталые разведчики вышли на окраину Нового Афона. Там подвернулась попутная машина, через полчаса они были на базе и сразу попали в объятия друзей. Окана, едва державшегося на ногах от потери крови, пересадили в «санитарку» и отправили в госпиталь. И когда машина с ним скрылась за поворотом, усталость и напряжение последних дней дали о себе знать.

Пот, грязь, кровь и пережитое, как стальной панцирь, давили на Ибрагима. Не сговариваясь, они вместе с Кавказом отправились купаться на море. Бодрящая апрельская вода как рукой сняла усталость и пробудила волчий аппетит. По возвращении в лагерь в крохотной столовой их ожидал по— настоящему царский обед. Хохотушка Амра не поскупилась и выложила на стол свои лучшие припасы. Ибрагиму казалось, что в своей жизни ничего более вкусного, чем обжигающий губы хачапур-лодочка с плавающим в настоящем масле здоровенным желтком куриного яйца, он еще не ел.

После сытного обеда его быстро разморило, и, засыпая на ходу, он прошел в соседнюю комнату, рухнул как убитый на кровать и проспал остаток дня и всю ночь. Бодрый голос и скрип ступенек подняли его на ноги. В дверях стоял Кавказ, наглаженный и затянутый в ремни, он лучился энергией и уверенностью в завтрашнем дне. Они невольно передались Ибрагиму. Теперь ему все было в охотку — и едкие шутки за ужином новых друзей, и горький перец, подсыпанный Масиком в солянку.

Покидал он базу спецназа с тихой грустью. Война, обжигающее дыхание которой опалило его там, за Гумистой, с пронзительной остротой открыла ему цену жизни и дружбы. УАЗ потряхивало на ухабах дороги, но Ибрагим не замечал ушибов и мыслями продолжал оставаться рядом с Оканом, Масиком и Ахрой, ставшими для него больше чем просто товарищами. Кавказ тоже был немногословен и мало говорил о прошедшей операции. Но его короткие реплики говорили Ибрагиму о том, что прошедший экзамен сдан успешно и вопрос о службе в охране председателя Владислава Ардзинбы был делом решенным. Но когда впереди показались пригороды Гудауты, он снова ощутил волнение. И чем меньше оставалось до штаба, тем сильнее начинало колотиться сердце. Новая встреча с Владиславом Ардзинбой занимала все его мысли.

Машина въехала во двор Государственного комитета обороны, и он, сгорая от нетерпения, первым выскочил из нее. Сегодня здесь было непривычно тихо, лишь небольшая группа бойцов о чем-то оживленно переговаривалась у входа. Кавказ, поздоровавшись с двумя бородачами, дружески кивнул часовому и поднялся на крыльцо. Вслед за ним Ибрагим шагнул на ступеньку, но ствол автомата перекрыл дорогу.

— Зурик, он со мной! — распорядился Кавказ, и часовой отступил в сторону.

Ибрагим, стараясь не отстать от друга, с любопытством смотрел по сторонам и приглядывался к своему будущему месту службы. Перед лестницей их перехватил крепкий, невысокого роста, лет двадцати двух — двадцати пяти боец. Из-под шапки густых и кудрявых волос на Ибрагима задорно поблескивали черные, как маслины, глаза.

— Привет, Кавказ! — живо приветствовал он.

— Здравствуй, Лаврик. Как дела? — скорее из вежливости, чем из любопытства спросил тот.

— Тихо.

— Правильно. Поспешишь, людей насмешишь.

— Слышал, были на операции? — допытывался Лаврик.

— Было дело, — уклончиво ответил Кавказ.

— И как?

— Все вернулись!

— Слава богу! — бодро произнес Лаврик и, бросив на Ибрагима быстрый взгляд, поинтересовался: — Новое пополнение?

— Да, в охрану.

— О, такие нам нужны! — остался он доволен внушительным видом нового бойца.