— Профессор Конрад Лоренц не станет обманывать. Он мог с галками разговаривать по-галочьи, с гусями — по-гусиному, и с дикими утками говорил, и с другими птицами. Я заставлю своего Ансиса говорить, — поклялся он, — тогда вы рты пораскрываете от удивления.
Ворона Гирта отлично воспроизводила шуршанье колес проезжавшего троллейбуса, шум машины, скрип открывающейся двери. Как-то птица открыла клювом дверцу клетки и вылетела в окно. Напрасно Гирт разыскивал ее в окрестном парке, напрасно звал: «Ансис, Ансис, сюда! Ансис, сюда!»
Нынешней осенью у Гирта появилось новое увлечение — галки. Он вбил себе в голову, что выведет в своем районе целую династию галок, как профессор Лоренц в Альтенберге. Стоило только задать ему вопрос о галках, как Гирт расцветал и принимался долго и пространно рассказывать об образе жизни и привычках этой удивительной птицы.
— Ты только представь себе, — удерживая собеседника за рукав, начинал он, — мои Чик и Чака влюблены друг в друга по уши. Он вытянет шею, надуется и красуется перед ней, зовет «чик, чик, чик», что по-галочьи значит «ты мне нравишься». Она терпеливо чистит мягкие перышки Чика. Весной они выведут в среднем шесть птенцов, каждая пара через год еще шесть, это уже двадцать четыре галки, а еше через год...
— Через десять лет — 262 144, — быстро подсчитал Янис. — Вся Рига будет кишмя кишеть галками. Ну и фантазер ты, Гирт!
И вот Гирт, размышляя о своих птицах, вышагивал по лесу. Его острый взгляд замечал во мху и поздний боровик, и подосиновик, и необычного вида трутовик на стволе засохшего дерева. Сорока при виде мальчика громко застрекотала. Он ответил. Любопытная птица подлетела поближе. Почти километр дразнил ее Гирт, треща по-сорочьи.
Когда он добрался до цели, Имант, воюя с дымом, возился у костра.
В котелке кипел чай из брусничных листьев.
— Если в ближайшие пять минут Петерис или Даце не явятся, победы нам не видать, как своих ушей, — злился Имант. — Какого черта я мчался как последний дурак, если эти тащатся словно в школу! Не надо было эту парочку отпускать вместе.
Гирт тоже считал, что это нечестно — уговор дороже денег.
Через два часа возвратились все участники соревнований, не было лишь Даце и Петериса.
С минуту посовещавшись, судьи объявили победителей. Регина Сала поздравила их и вручила небольшие памятные призы.
Зарядил мелкий и нудный осенний дождь. Пропавшие все не появлялись.
— Долго мы здесь мокнуть будем? Пора идти искать, — решили, наконец, судьи.
— Только бы беды не случилось, — волновалась бывшая альпинистка.
— Я возьму десять добровольцев, — предложил Антон Антонович. — Остальные пусть отправляются домой.
Вызвались все, никто не хотел оставлять товарищей в беде. Развернувшись в цепочку, ребята шаг за шагом стали прочесывать лес и окрестности, пока не дошли до хутора «Иевуличи». Имант зашел в дом узнать о пропавших. На улицу он вышел злой.
— Мы из-за них первое место упустили, а эти забрались в кровать и сладко похрапывают. Тоже мне, Ромео и Джульетта! В ухо им дать мало!
— Заткнись! — появившийся на крыльце Петерис произнес это так внушительно, что Имант сразу же замолчал
Даце не в состоянии была сделать ни шагу. Старый лесник запряг лошадь, настелил в телегу соломы и положил больную.
— Скорее, скорее! Вон контрольный пункт, на дереве! Мне холодно! — Всю дорогу до станции девочка бредила.
Пришла в себя Даце только в поезде.
— Ой, как я вас подвела, Антон Антонович! — Она виновато улыбнулась.
— Ты — ладно, — Имант все еще не мог смириться с поражением. — Но Петерис-то мог прибежать на финиш. Победа почти в руках была. |