Мне, в этой комнате, одному, одичавшему, подозрительному, вместо мира видится затхлый застенок. Ничего нет, кроме этой клетки. Луч будущего сюда не доходит. Есть только прошлое, жалкое и невинное. Некоторые вот точно знают, где искать свои возможности; рушат тюрьмы, рыщут по всей Сибири, только б до них дорваться. А меня эта комната не пускает.
Когда итальянский генерал Бергонзоли (кажется, это Бергонзоли) потерпел поражение в Ливии, он отказался рассуждать о войне, анализировать свою пагубную стратегию: «Извините! Я не воин. Я прежде всего поэт!» Кто в наши дни не признает преимуществ художника?
11 января
На днях Айва по всем полкам искала книгу, которую уже несколько месяцев как отложила, и вслух удивлялась, куда она могла подеваться.
Я приводил в порядок ногти и слушал вполуха, стараясь не врезаться в мясо гнутыми ножничками и сосредоточенно — мне это свойственно в мелочах-собирая обрезки, как вдруг до меня дошло, что я же дал эту книгу Китти Домлер.
— Что, ты сказала, ты ищешь?
— Ах, такты, оказывается, не слушал! Маленькая такая, синенькая. «Дублинцы». Не видал?
— Тут где-нибудь.
— Лучше помог бы искать.
— Завалилась куда-то. Может, другую почитаешь? Полно же книг. Айва внушаема, но не до такой степени. Она продолжает поиски, стопкой складывает книги у моего кресла.
— Тебе ее не найти, — говорю я.
— Почему это?
— Некоторые вещи имеют манеру прятаться и всплывают только через полгода. Она, наверно, за тот ящик упала.
— Ну давай его сдвинем.
— Зачем. Вот будет у Марии очередная генеральная уборка. — Я щепоткой собираю обрезки и кидаю в мусорный ящик. — Полагается их похоронить достойно.
— С какой стати? — Она выпрямляется в своей узорной шали, устало приваливается к стене. — Не могу гнуться в три погибели. Старость не радость.
— Ногти, волосы, все обрезки и отходы тела. Во избежанье волховства.
— Дверь несколько дней запирали. Он не мог. Да и зачем ему «Дублинцы»?
— Ванейкеру?
— А то кому же. — Айва по-прежнему не сомневается, что он виноват в исчезновении флакончиков.
— Да достану я тебе завтра эту книгу.
— Не могла же она сквозь землю провалиться.
— Совершенно верно. Не могла. Но раз ее нет, она ниоткуда не возникнет, несмотря на все твое упорство.
— То есть ты считаешь, что ее нет в комнате?
— Ничего я такого не говорю.
— Тогда что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду, что не понимаю, почему надо убивать весь вечер на поиски, когда можно почитать другую книгу. Она — с возмущением:
— Ты сам говорил, чтоб я ее почитала. Настаивал.
— Так ведь когда это было, уже несколько месяцев прошло. А ее за несколько часов можно прочитать.
— Да. Уже несколько месяцев прошло, как ты на меня не обращаешь никакого внимания. Тебе вообще плевать, есть я или нет. Не слушаешь, что я говорю. Неделю домой бы не являлась-ты б не спохватился.
На это я отвечаю молчанием.
— Ну? — она злится.
— Что ты мелешь?
— Это не ответ.
— Айва, все дело в нашей жизни. Она на нас на обоих влияет. Но не может же это продолжаться вечно.
— То есть скоро ты уйдешь и на этом будет поставлена точка.
— Ах, — я закипаю. — Не пили меня. Говорю тебе, все из-за нашей жизни. И ты сама это прекрасно знаешь.
— Да уж, на тебя она, безусловно, влияет.
— Естественно. На кого хочешь повлияла бы. |