– Нас восемь, детей осталось четверо. Будем меняться.
– Даже если бы мы смогли забрать их из лагеря с тремя десятками варваров… – устало проговорил Освальд, начиная злиться на остальных, притихших Вестников. – Что ты будешь делать с ними потом? Они родились в этой грязи и крови, они такие же.
– Они дети. Просто дети. Как те, что ждут нас в Городе.
– Они не знают нашего языка!
– Научим их, – тихо заметила Сильвия. – Понадобится время, но это возможно.
– Погоди, мы, что, уже обсуждаем это как решенное дело? – нервно засмеялся Освальд, оглядывая остальных.
Но глаза Вестников были серьезны.
– Не можем же мы бросить детей на погибель… – проговорила Гвен, оборачиваясь к брату, который молча кивнул.
– Чем больше людей будет в оазисе, тем лучше, так ведь? – спросил Лин, приободрившись.
Алисе казалось, что ее виски жжет раскаленным железом. Боль пульсировала, мир плыл перед глазами, так и норовя утянуть ее в крылатый сон, куда властно призывал девушку Алан. Она чувствовала, как тело противится ее мыслям, как слова шипят на языке, простые и легкие, ведь так правильно будет сказать сейчас «Нет!», вскочить, приказать всем улечься спать, чтобы набраться сил перед долгим полетом, точь-в-точь повторяющим путь, что рисует на песке для нее Роща. Но отчаянные глаза Лина, его дрожащий голос, его правота, пусть и помноженная на безрассудство, были сильнее даже боли.
– Так, – выдавила она. – Мы попробуем их спасти, но решение нужно принимать всем вместе.
– Кто за? – спросил Лин, улыбаясь товарищам.
Одна за другой в воздух поднялись руки. Даже Юли, которая по сути не имела права голоса, поскольку не состояла в Братстве, осторожно приподняла мелко дрожащую тонкую руку. Лин задохнулся от внезапно нахлынувшей нежности к девочке, столько решимости было в этом жесте, столько веры в его слова.
Один Освальд остался сидеть неподвижно, с презрением рассматривая оживленные лица.
– Какие же вы все еще… щенки, – процедил он.
Лин одарил его тяжелым взглядом и повернулся к Алисе, сам поднимая руку.
– Ну что, воробушек, ты с нами?
Тошнота подкатила к горлу Жрицы, она выдавила слабую улыбку, молясь всем Крылатым богам, лишь бы никто не заметил ее мертвенной бледности и холодной испарины, выступившей на лбу.
– С вами, – сказала она, из последних сил держа голову прямо.
Лин удовлетворенно кивнул, он говорил что-то еще, подзывая к себе остальных, чертил на полу план нападения, жарко споря с Троем, но всего этого Алиса уже не видела. Она осторожно выскользнула наружу, там ее долго выворачивало наизнанку. Горечь наполнила рот, голову разрывала невыносимая боль. Теряя сознание, Алиса тяжело осела на камни крохотного уступа, и снова рядом с ней остался только Чарли.
– Я говорил тебе, Жрица, вы не должны ввязываться в битвы! Вы должны лететь ко мне! – Голос Алана был повсюду, он раздавался сразу со всех сторон, глубокий, рокочущий, отзывающийся болью в каждой частичке ее тела. – Я гневаюсь на тебя, ибо ты нарушила мой приказ.
Алиса молчала, не в силах поднять голову. Свет больше не заливал Рощу, деревья мрачно качались в порывах ураганного ветра, наклоняясь все ниже, устрашающе скрипя. Алан был совсем рядом, возмужавший, налитый силой, он нависал над ней, и кончики его отросших волос почти касались ее лица.
Крылатой вдруг вспомнилось, как она заплетала эти волосы в косы, без страха прикасаясь к молодому Божеству, и от этого ей вдруг захотелось расхохотаться. Ей стали смешны собственные былые самонадеянность и бахвальство, бездумная смелость и вера, что Говорящая из нее получится лучше, чем те, допустившие Огонь. |