Утром я чувствовал своего рода приятное напряжение, вызванное радостями, которые должен был принести день. Около полудня мне предстояло представить результаты информационного проекта, над которым я интенсивно работал последние два месяца, а вечером я должен был встретиться за ужином с обеими моими дочками. В случае с проектом я думал, как он будет принят (несмотря на мои опасения, уже утром я предчувствовал заслуженные похвалы), что касается ужина с дочками, я предвкушал нашу встречу и минимум два часа интересных разговоров. Впрочем, радостное ожидание омрачалось некоторой неуверенностью. Потому что случалось и так, что наши встречи в последний момент срывались, а если и происходили, то не всегда — как это часто бывает в семье — выдерживались в идиллическом духе.

Короче, просыпаясь сегодня утром, я чувствовал сильный эмоциональный голод. Оказывается, с самого утра я был на «высокой концетрации» допамина! По крайней мере так утверждает Кент Берридж, психолог и нейробиолог из Мичиганского университета. Берридж давно занимается исследованиями биохимической роли допамина в процессе ощущения счастья и первым в ученом мире — а произошло это только в 2003 году — точно вычленил роль допамина в цепочке реакций, которые складываются в итоге в ощущение счастья. Оказалось, что допамин отвечает не столько за ощущение счастья, сколько за желание счастья, за стремление к нему. Берридж утверждает, что жажда счастья и тем самым уровень концентрации допамина тем выше, чем более важными представляются нам события, которые должны привести нас к счастью, и чем сильнее неуверенность в том, что касается хода этих событий. Это положение было подтверждено и другими исследователями при изучении многих репрезентативных групп популяции, перед которыми одновременно ставились одни и те же задачи. Уровень допамина у тех, кто впервые прыгал на банджи, устремляется на графике по прямой вверх, тогда как при последующих прыжках его уровень — так же резко — падает вниз. Неуверенность и связанное с ней возбуждение с каждым очередным прыжком непропорционально уменьшаются. После первоначального напряжения в случае успеха приходит радость и появляется ощущение счастья. Не знаю почему, но почему-то первый прыжок на банджи; ассоциируется у меня с первым сексом.

Упомянутый мной в одном из предыдущих писем нейробиолог Джордж Стефано из Нью-Йорка и его коллега Ричард Крим (тоже из университета в Нью-Йорке) попытались объяснить это явление. Они считают, что в человеческом (и не только в человеческом) мозгу допамин в определенной последовательности преобразуется в морфин (играющий в концерте счастья первую скрипку). Это однозначно подтверждается динамикой возникновения морфина в мозгу: его концентрация растет только тогда, когда уровень допамина падает. Механизм оказался очень простым: от жажды счастья (допамин) рождается само счастье (морфин).

Ну хорошо. Мы уже знаем, какие партии в концерте счастья принадлежат морфину и допамину. А что в таком случае с серотонином, который тоже играет в этом оркестре? Оказывается, серотонин (известный, главным образом, из анализа механизма депрессии у людей) проходит фоном, аккомпанируя дуэту солистов.