В самолете рядом со мной сидел пожилой седовласый господин с изборожденным морщинами лицом. Оно мне почему-то показалось знакомым. Но вот беда: я легче запоминаю номера телефонов, чем лица или имена людей. Как ни старался, никак не мог вспомнить. А очень хотелось. И только потом, когда я украдкой глянул в то, что он читал (Ты тоже так делаешь? Тебе интересно, что читают сидящие с тобой рядом пассажиры? Мне очень.), я зацепился взглядом за имя: Фолькер Штурм. То, что я читал украдкой вместе с ним, была история болезни одной женщины, болезни ее мозга. Черно-белые, мало что говорящие мне ксерокопии томограмм ее мозга, ряды каких-то чисел, записанных красной ручкой, много латинских терминов и еще больше медицинских терминов на английском. Я повнимательнее вгляделся в профиль склонившегося над записками мужчины. Он повернулся ко мне и любезно улыбнулся. Этого хватило, чтобы память вернулась ко мне. Это был сам профессор Фолькер Штурм!

Многие считают его шарлатаном, другие — последней надеждой. А для третьих он в высшей степени квалифицированный электрик, протягивающий провода через голову. Вспоминаю прошедший несколько месяцев назад на государственном телеканале ZDF репортаж. Передача шла сильно за полночь, поскольку то, что было на экране, было не для слабонервных. А было вот что… На операционном столе лежала женщина. Ее бритая голова охвачена и обездвижена широким стальным кольцом, к кольцу прикреплены инструменты. Женщина в сознании. И это важно. Она должна разговаривать с врачом, постоянно находиться с ним в контакте во время операции. Штурм берет у ассистента шприц с обезболивающим. Помню его слова: «Сейчас я сделаю вам укол, местная анестезия, будет больно, но совсем немного, даже меньше, чем в зубоврачебном кабинете…» Затем он надрезает кожу на голове, оголяет череп, промокает кровь, достает маленькую дрель и приставляет сверло к голове. Слышен ровный звук работающей дрели. Когда сверло проходит насквозь, слышится тихое «хлюп». Камера ближе показывает инструментарий: сверла, щипцы, маленькие тиски, скальпели, тампоны, что-то, что своим видом напоминает отвертки. Потом Штурм смотрит на экран монитора и вводит в отверстие в черепе два проводка. На восемь сантиметров вглубь мозга. После этого он подробно объясняет шокированному журналисту, что проводки дошли до маленького — величиной с горошину — ядра. Именно в нем произошло нарушение работы мозга пациентки, и именно туда пойдут сигналы из сенсора, которые помогут ликвидировать нарушения. Когда провода проходят через что-то такое, что напоминает спагетти в томатном соусе, пациентка обращается к Штурму: «А я и не боюсь, господин Штурм, вы ведь артист, художник». Никогда не забуду этой картины, не забуду и полных надежды слов этой женщины.

После операции, все еще в стерильном чепце на голове и с пятнами крови на халате, Штурм возражает: «Да никакой я не артист, не художник. И не волшебник. Я самый обыкновенный электрик, который должен протянуть провода через восьмимиллиметровое отверстие в черепе пациента в нужное место в его мозгу. Вот и все». Место, куда должны попасть провода, очень точно (до долей миллиметра) определили до него другие люди благодаря сложным исследованиям и точному сканированию мозга.