Кстати, он быстро сообразил, что «мёртвые пятна» — то есть места, которые могут видеть только мёртвые — это единственное, что на ощупь кажется твёрдым и прочным. Он мог сколько угодно прыгать и кувыркаться на ветвях в своём мёртвом лесу, но стоило только ему переступить его границы, попасть туда, где росли живые деревья — и он пролетал сквозь них, словно тех и вовсе не было. Вообще-то, правильнее было бы сказать, что это его не было.
Ему не нужно было читать книгу Мэри Хайтауэр «Советы Послесветам», чтобы знать: дыхание нужно только для того, чтобы говорить, а единственная боль, которую он может испытывать — душевная. И ещё: если не будешь всеми силами цепляться за свои воспоминания — они быстро теряются. Шутки памяти Любистку были хорошо знакомы: сколько бы времени ни прошло, ты помнил лишь одно — как много ты успел позабыть. И в этом заключалось самое страшное.
Однако сегодня он узнал кое-что новое. Он узнал, как долго Зелёныши спят перед тем, как пробудиться к новой жизни. Он начал отсчёт в тот день, когда эти двое прибыли сюда, и с того времени прошло 272 дня. Девять месяцев.
— Девять месяцев?! — вскрикнула Алли. — Ты что, шутишь?
— Не думаю, что у него есть чувство юмора, — проворчал Ник. От услышанного его бросило в дрожь.
— Я тоже удивился, — ответил Любисток. — Уже решил, что вы никогда не проснётесь.
Он не стал рассказывать о том, как каждый день в течение этих девяти месяцев пинал спящих ногами, тыкал кулаками и бил палками в надежде таким образом разбудить их. Про такое лучше помалкивать.
— А если рассудить вот так, — продолжал он. — Чтобы родиться, нужно девять месяцев. Значит, по логике, чтобы помереть, тоже нужно девять месяцев. Ведь правильно?
— Кажется, я даже снов никаких не видел, — сказал Ник, тщетно пытаясь развязать свой галстук.
Алли тоже начала бить мелкая дрожь, когда девочка услышала, что она мертва.
— Нам не снятся сны, — проинформировал Любисток. — Так что кошмары вам не грозят.
Алли согласилась:
— Ещё бы, какие могут быть кошмары, когда сам внутри одного из них?
Она никак не могла поверить, что всё это происходит на самом деле.
Неужели она действительно мертва? Да нет, не может быть. Если бы она умерла, то проделала бы весь путь до конца туннеля и ушла бы в свет. И Ник тоже. Нет, они мертвы только наполовину.
Ник продолжал скрести лицо.
— Проклятый шоколад, никак не могу оттереть! Такое впечатление, что он въелся мне в кожу.
— Так и есть, — подтвердил Любисток. — Ты умер в таком виде.
— Чего?!
— Это как с твоей одеждой, — объяснил Любисток. — Она теперь часть тебя.
Ник глянул на пацана так, как будто тот только что вынес ему пожизненный приговор.
— Ты хочешь сказать, что теперь я буду ходить с измазанной физиономией и идиотским галстуком на шее до конца времён?
Любисток кивнул, но Ник ещё не был готов поверить ему. Он вцепился в узел галстука и рванул что было сил. Тот, естественно, не поддался.
Тогда Ник попробовал расстегнуть пуговицы на рубашке. И вновь неудача. Любисток засмеялся, и Ник ожёг его угрюмым взглядом.
Чем больше Алли и Ник впадали в отчаяние, тем сильнее Любисток старался угодить им. Он привёл их в свою хижину на дереве, надеясь, что от этого мрачное настроение его новых друзей улучшится. Любисток сам построил себе домик из призрачных ветвей, усеивавших подножие мёртвого леса. На самой верхушке дерева у него была платформа, и он показал Нику с Алли, как надо туда карабкаться. Когда его новые друзья взобрались туда, пацан столкнул их вниз. |