На следующий день я чувствовал себя совершенно больным. Я давно уже ничего не ел и вдруг начал пухнуть. Распухли мои руки, ноги, все тело. При малейшем нажатии пальцы мои углублялись на целый дюйм в тело, и появившаяся таким образом ямка очень долго не исчезала. Но я продолжал трудиться во исполнение воли Божией, требовавшей, чтобы я остался в живых. Голыми руками я тщательно удалял соленую воду из малейших ямок, в надежде, что следующий дождь наполнит их водою, пригодною для питья.

При мысли о своей страшной участи и о милых, оставленных дома, в Эльктоне, я впадал в черную меланхолию и часто забывался на целые часы. И это было хорошо, ибо не давало мне чувствовать мук, которых я в противном случае не пережил бы.

Ночью меня разбудил шум дождя, и я ползал от ямки к ямке, лакая пресную воду или слизывая ее с камня. Вода была солоноватая, но пригодная для питья. Это и спасло меня, ибо утром я проснулся в обильном поту, но почти совершенно исцеленным от лихорадки.

Потом показалось солнце — впервые с минуты моего прибытия на этот остров! — и я разложил большую часть своего платья сушиться. Я напился воды вдоволь и рассчитал, что при умелом обращении мне хватит запаса на десять дней. Каким богачом я себя чувствовал, имея этот запас солоноватой воды! И кажется, ни один богатый купец при возвращении всех своих кораблей из благополучного странствия не чувствовал себя таким богатым при виде складов, наполненных до потолочных балок, и битком набитых денежных сундуков, как я, когда открыл выброшенный на камни труп тюленя, издохшего, вероятно, уже несколько дней. Первым делом я не преминул возблагодарить на коленях Бога за это проявление его неослабевающей милости.

Одно мне ясно: Господь не желал моей гибели! Он с самого начала не желал этого.

Зная ослабленное состояние своего желудка, я ел очень умеренно, понимая, что естественный аппетит мой убьет меня, если я поддамся ему. Никогда, кажется, ко мне в рот не попадало более лакомых кусочков! Я откровенно сознаюсь, что проливал слезы радости при виде этой гнилой падали.

Вновь ожила во мне надежда. Я тщательно сохранил части, оставшиеся от трупа. Тщательно прикрыл мои каменные цистерны плоскими камнями, чтобы под солнечными лучами не испарилась драгоценная влага и ветер не разметал ее брызгами. Я собирал крохотные кусочки обрывков водорослей и сушил их на солнце, чтобы создать хоть какую-нибудь подстилку для моего бедного тела на жестких камнях, на которых приходилось спать. И платье мое было теперь сухо — впервые за много дней; я наконец заснул тяжелым сном истощенного человека, к которому возвращается здоровье.

Я проснулся новым человеком. Отсутствие солнца не угнетало меня, и я скоро убедился, что Господь не забыл меня и во время моего сна приготовил мне другое чудесное благодеяние. Не доверяя своим глазам, я тер их кулаками и опять глядел на море: насколько охватывал взор, все камни по берегу были покрыты тюленями! Их были целые тысячи, а в воде играли другие тысячи, и шум, который они производили, был оглушителен. Я сразу понял — вот лежит мясо, остается только брать его, — мясо, которого хватило бы на десятки судовых экипажей!

Я немедленно схватил свое весло — кроме него, на всем острове не было ни кусочка дерева — и осторожно стал приближаться к этому чудовищному складу провизии. Я скоро убедился, что эти морские звери не знают человека. При моем приближении они не обнаружили никаких признаков тревоги, и убивать их веслом по голове оказалось детской игрушкой.

Когда я таким образом убил третьего или четвертого тюленя, на меня вдруг напало непостижимое безумие. Я, как ошалелый, стал избивать их без конца! Два часа подряд я неустанно работал веслом, пока сам не стал валиться от усталости.